ФОТО: Россия отмечает Ураза-байрам:
Опубликовано: Забелло Я.Ю., Алексеев И.Л., Переслегин С.Б., Собянин А.Д. Цивилизационный выбор России. Ислам на постсоветской карте // Отечественные записки. 2003. №5 (14).
В спецномере журнала «Отечественные записки», целиком посвященного Исламу, дана сокращенная версия статьи, ниже — полный вариант.
Бушков В.И., Мажаров И.В., Собянин А.Д
Об авторах: ЗАБЕЛЛО Ярослава Юрьевна — 1975 г.р. Аналитик нефтегазового издания «RusEnergy» (Москва), эксперт группы «Памир-Урал». Публикации: статьи «О чем думает безмолвное меньшинство? Мусульмане в политической жизни России» (2002); «Русские в Киргизии: современное положение и прогноз» (1999, в соавторстве); «Крым: характеристика этнической ситуации» (2002, в соавторстве).
АЛЕКСЕЕВ Игорь Леонидович — 1975 г.р. Кандидат исторических наук, преподаватель арабского языка и истории ислама Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ), научный сотрудник Центра цивилизационных и региональных исследований РАН. Автор статей: «Цивилизационные параметры исламского фундаментализма: к постановке проблемы» (2001); «К проблеме культурного диалога: ислам и казанское миссионерское исламоведение» (2001); «Как работают исламские банки: Рецензия на книгу А. Ю. Журавлева «Теория и практика исламского банковского дела»» (2002).
ПЕРЕСЛЕГИН Сергей Борисович — 1960 г.р. Социолог, литературовед, критик. Окончил физический факультет ЛГУ, в настоящее время работает экспертом в одной из коммерческих фирм. Профессионально занимается военной историей. Составитель и редактор книг серии «Военно-историческая библиотека».
СОБЯНИН Александр Дмитриевич — 1967 г. р. Руководитель службы стратегического планирования Российской ассоциации приграничного сотрудничества, руководитель аналитической группы «Памир-Урал» (Москва). Публикации: статьи «Россия в Средней Азии и на Кавказе: «центр силы» постсоветского пространства» (2001, в соавторстве); «»Большая игра» продолжается. Реализация американской политики на Памире угрожает полным вытеснением России из Центральной Евразии» (2002, в соавторстве); «Сила слабых. Государство не позволит ExxonMobil купить акции ЮКОСа, чтобы не потерять контроль над Восточной Сибирью» (2003, в соавторстве).
Авторы благодарят сотрудника департамента региональной политики Правительства России Вячеслава Анатольевича БЕЛЬДЕЯ за экспертизу главы «По пути Александра Невского» и за руководство в описании оптимальной азиатской внешнеэкономической политики России.
Высвобождение социальных классов рабочих и крестьян в 1917 году сопровождалось высвобождением энергии отдельных этнических групп. Это привело к перекройке не только государственных границ, но и к перекройке этнического поля Советской России, появились в нынешнем виде такие народы как узбеки (объединили тюрков и сартов Бухарского эмирата, узбеков Кокандского ханства), азербайджанцы (объединили целый ряд тюркских этносов с геополитическим прицелом на Северный Иран), таджики (объединили памирские народы, горных и долинных таджиков с геополитическим прицелом на Северный Афганистан), татары (объединили мишар, кряшен, казанских, крымских и сибирских татар, тептер, нагайбаков, частично ногайцев и т.д.), казахи (объединили киргиз-кайсаков трех степных жузов).
Для нас в этом процессе важно то, что высвобождалась энергия одних народов (евреев, латышей, русских), а менялась этническая карта всего пространства. Нынешнее высвобождение энергии чеченцев (война), таджиков (гражданская война), казахов (евразийский проект) и некоторых других этносов приведет к полной перекройке этнической карты всего русского цивилизационного пространства, прежде всего в регионах, населенных мусульманами. При этом, на наш взгляд, безусловно, русские останутся стержневым этносом единого государства.
Мусульманские этнические группы обладают серьезной внутренней энергией (те же казанские и сибирские татары, дагестанские народы, чеченцы и т.д.), несколько превышающей потенциал русского народа и других немусульманских этносов, которую в политическом плане можно задействовать как в деструктивных целях дестабилизации обстановки, так и в созидательных целях общероссийского политического процесса на Северном Кавказе, в Волжско-Уральском регионе и в Сибири.
В мусульманской общине Российской Федерации равнозначимы для политического процесса как фактор их этнического и государственного самоопределения («мы, российские мусульмане-балкарцы Северного Кавказа»), так и чувство принадлежности к мировому исламу («мы, мусульмане, которых уничтожают американские солдаты в Афганистане»). Важно, что оба процесса эндогенны для сущности ислама (присутствуют изначально), и нельзя игнорировать, тот факт, что российские мусульмане осознают себя частью мировой уммы.
Мусульманские этносы в СНГ населяют, прежде всего, ресурсные зоны, в частности, территории с месторождениями нефти, газа и урана (Западная Сибирь, Поволжье, страны Каспия, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан). Дестабилизация мусульманских этнических групп не только резко сокращает добычу ресурсов, но и значительно затрудняет восстановление объемов добычи ресурсов после окончания межэтнического или межрелигиозного конфликта. Отметим, и это важно, что в этих процессах серьезным фактором является тесная связь российских мусульман и мусульман других стран СНГ.
Так, например, Гейдар Джемаль и некоторые другие деятели из Исламской партии возрождения (ИПВ СССР) сыграли значительную роль в ухудшении отношений между ИПВТ и некоторыми этническими группами перед Гражданской войной в Таджикистане. В результате Гражданской войны в Таджикистане резко упали, а впоследствии так и не восстановились уровни производства алюминия, разработки других ресурсов, строительство ГЭС, что несопоставимо по экономическим показателям с высокими современными уровнями производства урана в Узбекистане или добычи нефти в Казахстане, в обеих странах значительно превышающими советский уровень. Аналогичным примером служит невозможность в ближайшие годы выйти на советский уровень нефтепереработки в Чеченской Республике. Серьезную опасность представляет вытеснение политического ислама в подполье, не контролируемое соответствующими спецслужбами и правоохранительными органами. В этом случае последствия взрыва («мусульманского восстания против государственной и социальной несправедливости») могут быть гораздо серьезнее ныне существующих рисков, связанных с деятельностью мусульман в легальном политическом поле.
После 11.09.2001 в исламских этнических группах Северного Кавказа, Средней Азии, мусульманских диаспорах на территории внутренней России начались серьезные внутренние процессы, связанные с активизацией антиисламских настроений в российском обществе и, соответственно, с ответной этнической мобилизацией российских мусульман и мусульман в ближнем зарубежье. Дестабилизация групп уже прошедших этническую мобилизацию, (чеченцы, азербайджанцы и т.д.) через погромы, подобные погромам в Москве, высылку таджиков на самолетах или иные радикальные действия может привести к тому, что в начинающейся большой войне в Афганистане Россия будет воевать при наличии враждебного тыла (Ферганская долина, Поволжье) и при дестабилизации обстановки в крупных городах Российской Федерации. Как показывает опыт Красноярска или той же Москвы, малочисленность мусульманских этнических групп компенсируется их активностью и сплоченностью.
Евразийская идеология, представляющая собой пока лишь культурно-пропагандистский проект для сближения русских и мусульман, является, однако, на настоящий момент единственной пропагандистской политической идеей, которая приемлема для народов Поволжья, Средней Азии и Кавказа. Существующие попытки «обуздать» и «цивилизовать» российский ислам через культурологическую работу (Министр по делам национальностей В.Ю. Зорин, Комиссия по межконфессиональным отношениям Полпреда ПФО С.В. Кириенко), через чисто исламские проекты (Исламская партия России, Исламский комитет, Центральное Духовное управление мусульман Талгата Таджуддина, Совет муфтиев России Равиля Гайнутдина и т.д.), через политические организации (ОПОД «Евразия», Ассамблея народов России, Евразийская партия России), пока не дали результата в виде реального влияния и контроля среди мусульманских общин в РФ. Наиболее близки к таким результатам примеры достижения взаимопонимания между российским государством и исламом, подход через науку и культуру (С.В. Кириенко) и через политическое евразийство (ОПОД «Евразия» А.Г. Дугина и Талгата Таджуддина, Евразийская партия А.В. Ниязова и Н. Аширова). При этом Евразийская партия обладает несомненным преимуществом в своем влиянии среди мусульман в поволжских, уральских и сибирских регионах, а движение «Евразия» обладает лучшей репутацией в российских правоохранительных структурах и среди крупных политиков (например, Геннадий Селезнев).
Евразийская идеология, даже в нынешнем виде, является единственной политической идеей, пригодной для экономической и политической интеграции постсоветского пространства, которая не вызывает отторжения ни среди политических руководителей государств СНГ (президенты Назарбаев, Алиев, Акаев и т.д.), ни среди общественных лидеров и населения постсоветских государств. Россия не может задействовать свой потенциал влияния на страны СНГ, вытекающий из ее положения «центра силы» и «экономического полюса» СНГ, без наличия серьезной политической поддержки внутри постсоветских государств, и, соответственно, никак не сможет противостоять транформации американского влияния в СНГ из экономического присутствия в сырьевых и энергетических проектах в военно-политическую сферу[3].
Как нам представляется, практика разделения ислама на «ислам в России» и на «ислам в государствах СНГ» неплодотворна. Действительно, основные российские мусульманские этнические группы имеют свои особые характеристики, отличные от мусульманских групп в СНГ, однако практически все российские группы связаны с определенными мусульманскими группами вне пределов Российской Федерации.
На этноконфессиональной карте России можно выделить не менее 14 четко различающихся по своим характеристикам зон компактного проживания мусульман:
— зона Северного Кавказа распадается на три блока: причерноморско-кубанские, центральные северокавказские и прикаспийские этнические группы; без влияния на эту зону американцы не смогут контролировать Каспийский регион. Мусульмане на западе зоны более тесно связаны с турецкой исламской традицией, а среди мусульман восточной зоны наблюдается более тесная связь также и с саудовскими центрами влияния. Действия федеральных силовых структур пока что демонстрируют недооценку различий в подгруппах северокавказской зоны;
— зона Поволжья и Приуралья распадается на три подзоны: нижегородскую мишарскую (куда входит, исторически, г. Москва), средневолжскую (Пенза, Татарстан, Башкортостан, Ульяновск), прикаспийскую (Астрахань, Оренбург). На этих территориях развита крупная нефтедобывающая и нефтехимическая промышленность, а также присутствует большое количество предприятий военно-промышленного комплекса России. Мусульмане этой зоны связаны прежде всего с турецкими, и во вторую очередь, с саудовскими мусульманами;
— зона Западной Сибири. Мусульмане этой зоны, прежде всего сибирские татары, населяют критически важные районы газо— и нефтедобычи; мусульмане этой зоны связаны с зарубежным исламом лишь опосредованно (прежде всего через московское представительство ДУМАЧР и идеолога Евразийской партии муфтия Н. Аширова);
— зона Южной Сибири, тесно связанная с восточно-казахстанскими областями; мусульмане этой зоны населяют районы черной и цветной металлургии, угледобычи. В этом регионе не наблюдается радикальных настроений, и исламская религиозность больше носит оттенок национального самоопределения, из пассионарных групп можно выделить прежде всего казахов в России и в самом Казахстане;
— диаспоризованные группы различных мусульманских этносов бывшего СССР в городах российских регионов. Эти группы оказывают существенное влияние на адаптацию приезжих мусульман к городскому образу жизни, а также контролируют мелкий бизнес, рынки, розничную торговлю и бизнес, находящийся во многом в теневой и серой зоне. Диаспоры в российских городах выдавливаются современным российским законодательством в ситуацию нелегитимного существования, что негативно влияет как на население российских городов, так и на развитие своих этносов;
— зона Большого Кавказа. Основные риски, связанные с мусульманами Большого Кавказа, связаны с вопросами обеспечения государственной безопасности России и с возможностью полностью отколоть от России Северный Кавказ в случае прокладки Транскаспийского газопровода и нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан (в этом случае практически невозможно удержать мусульман Северного Кавказа под контролем федеральной власти РФ). В этом регионе наиболее тесные связи наблюдаются, с одной стороны, между азербайджанцами и, по преимуществу, представителями прикаспийской северокавказской подгруппы, а с другой стороны, между мусульманами Грузии и представителями причерноморско-кубанской подгруппы и чеченцами из центральной северокавказской подгруппы;
— зона Западного и Южного Казахстана, имеющая тесные связи с некоторыми средневолжскими татарскими группами, а также с узбекскими мусульманами Ташкента и Бухары. Мусульмане населяют зоны нефтедобычи, добычи и переработки урана, цветных и черных металлов, пути обеспечения военно-политического присутствия России и США в Средней Азии; ислам этой зоны находится в значительной степени под контролем суфийских орденов, и лишь в малой степени связан с зарубежным исламом;
— зона Бухары и Самарканда, к ней примыкает отдельной подгруппой зона Сурхандарьинской и Кашкадарьинской областей. Исламская традиция здесь имеет давние и прочные связи связаны с Ираном, Афганистаном и Пакистаном. Опасность со стороны мусульман этой зоны может возникнуть в случае военного столкновения узбеков и таджиков (как Узбекистана и Таджикистана, так и при переносе узбекско-таджикского противостояния из Афганистана), так как Бухара и Самарканд исторически являются спорными городами. При этом следует помнить о большом влиянии американского шейха Мухаммада Хишама Каббани (американцы в целом заинтересованы в проекте узбекской автономии в Северном Афганистане) на президента Ислама Каримова и о преследованиях узбекских мусульманских деятелей в Узбекистане;
— зона Туркменистана. Автократический режим Сапармурата Ниязова полностью выдавил ислам на обочину жизни туркменистанцев, выведя на роль социоструктурирующего фактора родоплеменной принцип. Мусульмане этой зоны связаны с Ираном и Пакистаном, однако конфессиональное влияние последних в разы меньше экономического влияния немусульманских Германии, Израиля и США. Туркменистан важен для добычи углеводородов Каспийского бассейна (прежде всего газа), однако не может быть возвращен в зону влияния России в случае, если и дальше будет отсутствовать единая российская «туркменистанская» политика (сейчас последняя отдана на откуп этническим русским, выходцам из Туркменистана, прежде всего в «Итере»). Особое внимание следует обратить на то, что оппозиционный проект Народно-Демократического движения Туркменистана является американским организационным проектом, т.е. НДДТ в случае свержения президента Ниязова может построить в Туркменистане лишь антироссийский проект;
— зона Ферганской долины, причем узбекские, киргизские и таджикские этнические группы Ферганской долины хорошо ощущают свою особость и отличие от мусульман других областей собственных государств. Мусульмане этой зоны тесно связаны со своими единоверцами из Иордании, Саудовской Аравии, Ирана, Афганистана, Пакистана и представляют в целом основной человеческий ресурс, который может быть использован для тотальной дестабилизации Среднеазиатского региона. Оптимальным фоном для этого являются многолетние репрессии со стороны президента Каримова по отношению к мусульманским религиозным деятелям Ферганской долины. Особая опасность состоит в тесной связи этой группы и нижеследующей с антиправительственными подпольными экстремистскими группами (узбеки и таджики);
— зона Каратегина, Матчи, Дарваза, традиционный «оплот басмачества» со времен 1920-1930-х годов, ключевая территория зоны — долина реки Обихингоу. Представители этой группы мусульманского населения блокировали производство алюминия Таджикским алюминиевым заводом, и их оппозиционность центральной власти в Таджикистане (сейчас в республике правят кулябцы) является основной причиной ухода даже имевшихся инвесторов от проектов добычи золота, сурьмы, цветных металлов, урана и т.д. в горном Таджикистане. Как и у мусульман предыдущей зоны, здесь наличествуют тесные связи с экстремистскими организациями в Афганистане и Пакистане (узбеки и таджики). Диаспоры из представителей именно этой зоны являются наиболее закрытыми этническими группами в наркоторговле в российских городах;
— зона Куляба и Курган-Тюбе. Мусульмане этой зоны с помощью российских офицеров и офицеров из числа этнических славян узбекской армии одержали военную победу в Гражданской войне в Таджикистане, именно здесь находятся подразделения 201-й Гатчинской мотострелковой дивизии, и сложность состоит в том, что кулябцы являются основной опорой российского военно-политического присутствия в Таджикистане, и при этом одновременно связаны с антикаримовскими экстремистскими группами; особую важность имеет то обстоятельство, что таджикоязычных офицеров для афганской армии в Таджикистане готовят по преимуществу офицеры-кулябцы;
— зона Горного Бадахшана полностью подконтрольна исмаилитам. После ухода этнических русских из Таджикистана мусульмане этой зоны практически полностью стали снова (как до 1930-х годов) контролироваться главой исмаилитов мира Агаханом, связанным с британскими геостратегическими интересами. Эта зона не является опасной в военном отношении, поскольку Агахан запретил остальным таджикам вводить свои воинские подразделения в Бадахшан. Однако Памир по прежнему критически важен для сохранения контроля России за транспортными путями, добычей урана на Памире и Тянь-Шане, и является единственным регионом, достаточным для недопущения китайского и пакистанского проникновения в Ферганскую долину и другие районы Средней Азии;
— отдельно можно выделить Москву, поскольку финансирование московских мусульман турецкими, арабскими и другими мусульманскими фондами и организациями во много раз превосходит финансирование со стороны дальнего зарубежья мусульман всех других вышеперечисленных зон. Сложность состоит в том, что мусульмане г. Москвы могут оказывать значительное политическое влияние на федеральную власть и при этом находятся, как показывает деятельность азербайджанской диаспоры, под политическим влиянием не федеральной власти, а московского мэра Ю.М. Лужкова, конфессиональный же контроль над мусульманскими этническими группами в некотором смысле разделили между собой 4 московских мечети.
Социальная энергия мусульман не может быть объяснена низким уровнем жизни (скажем, если Дагестан традиционно замыкает статистические таблицы, то Татарстан, Тюменская область и Башкортостан традиционно лидируют по ВВП на душу населения среди российских регионов), но может и должна объясняться общим раскрепощением мира ислама — от арабских нефтяных шейхов и малайзийских мусульман до сибирских татар и мусульманских диаспор в странах Евросоюза.
Четвертая мировая
Вопреки глубоко укоренившимся, в том числе и среди специалистов, представлениям, ислам несводим к простой совокупности мусульман и их идей — к исламской истории, к политической культуре и социальной эволюции исламских народов как таковым. Ислам есть совокупность всего этого и нечто большее — своего рода сверхидея [8; 22; 28]. Это принципиально важно для выстраивания государственной или региональной российской политики, при контактах с мусульманскими религиозными или политическими деятелями. В исламе исторически не сложилось церковной иерархии и института канонизации определенных норм, а соответственно, и единой ортодоксии. Если патриарх может говорить от лица Православной Церкви, то муфтий может лишь вынести компетентное суждение по тем или иным вопросам ислама, которое в принципе, может быть оспорено более квалифицированным богословом. Таким образом, исламские нормы и ценностные ориентиры формируются не каким-либо социальным институтом, обладающим монопольным правом на интерпретацию Откровения, а мусульманским сообществом в целом в лице его наиболее компетентных представителей. При этом повышенная социальная активность, нацеленность на внешнюю экспансию является изначально присущими исламу [6; 8; 28].
Для понимания того, что происходит на планете с исламом, важны, прежде всего, такие мировые системы, как США, Европа и Россия. При этом надо учитывать, что, например, английская политика по отношению к мусульманам ближе к американской модели, чем к европейской [21; 25; 26], а китайская или индийская политика по отношению к мусульманам имеет региональное значение и не оказывает существенного влияния в глобальном контексте. Россия объективно может придерживаться традиционно европейской модели взаимоотношений с мусульманами, или вспомнить свой исторический опыт культурного диалога и совместного хозяйствования с мусульманскими народами [3; 4; 5]. В контексте евразийства важно, что исламские народы самоопределяются не только по внутреннему миропониманию, а в тесном диалоге с другими народами.
Европейская цивилизация ведет свою историю от Римской Империи, первой универсальной организующей структуры, объединяющей «населенный мир» — ойкумену. Основанная на идеях государственности, формального — притом светского — права, веротерпимости, оплачивающая свое существование за счет единой налоговой системы и развитой торговли, Империя имела если не все, то почти все атрибутивные признаки современного цивилизованного государства. Современная Европа смогла создать единую экономическую и информационную структуру ойкумены. Единая же политическая структура — аналог Pax Romania — возникла лишь в паллиативной форме ООН и Евросоюза [17]. С исламским миром Европа традиционно воевала или находилась в отношении «вынужденного мира», даже нынешняя объединенная Европа по-прежнему не готова принять в свои ряды Турцию. Любая попытка полноценного включения Турции в состав Евросоюза чревата размыванием цивилизационной идентичности европейского мышления, что объективно неприемлемо в рамках существующей европейской системы.
Западный способ существования (необходимо учитывать крайнюю условность деления мира на «Запад», «Восток», «Север» и «Юг»; в рамках данной работы мы будем понимать под «Западом» прежде всего Европу и США, отчасти — Россию, под «Востоком» — Китай, Индию и Японию, под «Югом» — прежде всего исламский мир) изначально основывался даже не на «двоемыслии», а на «полимыслии», на способности произвольно объединять отрицающие друг друга понятийные системы, причем отрицающие не в отдельных тонкостях, а в основных посылках. Всякая система взглядов европейца на данный момент непротиворечива и для данной задачи полна. Европеец способен понять и принять ценности ислама, как и любые другие ценности. Но именно «как любые другие». Сейчас «Запад» и «Юг» пришли в столкновение, гораздо более жесткое по дальнейшему своему развитию, чем исторические крестовые походы или бесчисленные «турецкие» войны. Поскольку системы ценностей борющихся сторон отрицают друг друга, конфликт не может и, более того, «не должен» с точки зрения обеих конфликтующих структур быть разрешен мирным путем [17; 19; 22; 31]. «Запад» говорит: «Ирак (Иран, Афганистан, далее везде) должен склонить голову», «Юг» отвечает: «Необходимо восстановить справедливость». Стороны не слышат доводов друг друга и настроены самым серьезным образом. Тем самым, говоря о конфликте систем ценностей, мы говорим о Четвертой мировой войне, формальный отсчет которой можно вести от 11 сентября 2001 года [31; 33].
При столкновении с «Западом» или «Югом» «Восток» не обязательно воспринимает это столкновение как конфликт ценностей, «Восток» растворяет в себе любого победителя, как Китай растворил многочисленных монгольских и маньчжурских завоевателей, как Индия растворяла в течение тысячелетия тюркских и афганских правителей.
«Юг» при соприкосновении с «Западом» или «Востоком» мыслит категориями побед и поражений. Правоверный мусульманин по определению не может игнорировать конфликт систем ценностей. В системе исламского мышления нет четкого формального разделения светского и духовного. Хотя элемент манипулятивного управления исламом со стороны англо-саксов, европейцев или русских и имеет место в реальной жизни [6; 7; 13; 14; 22; 25; 26; 27], все же можно однозначно говорить о самостоятельном цивилизационном выборе мирового ислама [20; 21; 23]. В настоящее время одним из политических следствий этого выбора является борьбой за доступ к большей доле мирового продукта и за более справедливое, по мнению недовольной стороны, мировое политическое устройство.
В целом территория стран, где большинство населения считает себя мусульманами, выглядит достаточно компактно. Она занимает северную половину Африки, западную часть Южной Азии и Среднюю Азию. Мощный исламский анклав в Юго-Восточной Азии образует Индонезия — самое большое по численности населения исламское государство.
По способу ведения хозяйства исламский мир в наше время делится на две части. Условно их можно назвать западной и восточной. К восточной относится Индонезия, Малайзия и Бангладеш. Все остальные страны, кроме Индии, составляют единый массив западного ислама. Главное различие «западного» и «восточного» исламских обществ состоит в способах ведения хозяйства. На востоке, во-первых, нет такого компонента, как подвижное степное скотоводство, а во-вторых, способ орошения условно можно назвать «заливным», в то время как на западе используют «поливное» орошение полей. Это принципиально важное различие, т.к. оно отражает разные культурные и хозяйственные традиции. Объединение же типов орошаемого земледелия целесообразно лишь при сравнении его на самом высоком уровне классификации земледельческого хозяйства с богарным земледелием, т.е. земледелием «под дождь» [2]. Идущий цивилизационный конфликт затрагивает обе части исламского мира, однако свой ответ «Западу» они формулируют совершенно различным образом: западная зона вступает в «горячую» войну, восточная зона лелеет мечту о «золотом динаре» и едином мусульманском экономическом пространстве.
Энергетический потенциал исламского мира составляет ничтожно малую часть от мирового. В этом аспекте ведущей является ситуация с пахотными землями, дающими основной энергетический потенциал общества. На 19% населения планеты, которое исповедует ислам, приходится не более 1,5% территории пахоты, что и определило уровень производства биомассы, в том числе и продовольствия, в странах исламского мира [2; 3].
Государства с мусульманским населением по производству продовольствия на душу населения можно объединить в четыре группы [2; 3]:
1) от 100% до 80% нормы (Киргизия, Казахстан, ОАЭ, Турция, Египет, Сирия, Тунис, Ливия, Танзания и Индонезия, 24,5% от численности мусульман мира);
2) от 80% до 60% нормы (Саудовская Аравия, Гвинея, Нигерия, Индия, Пакистан, Эфиопия, Судан, Иран, Ирак и Сомали, 32,27% от численности мусульман мира);
3) от 60% до 50% нормы (Бангладеш, Сенегал, Мали, Нигер, Чад, Азербайджан и Туркмения, 11,48% от численности мусульман мира);
4) от 50% до 40% нормы (Узбекистан, Таджикистан, Мавритания, Марокко, Алжир и Афганистан, 7,25% от численности мусульман мира).
В целом же аграрный сектор (исключая такие страны, как Бруней, где вообще отказались от производства продовольствия) не обеспечивает в необходимых размерах питанием население рассматриваемой части ойкумены. Это обстоятельство является основной причиной дестабилизации политической ситуации как внутри самого исламского мира (Афганистан, Таджикистан, ирано-иракский конфликт, курдская проблема и им подобные), так и особенно на его границах — это Балканы, Чечня, индо-пакистанский конфликт, Палестина, Синьцзян, Карабах. Наблюдается тенденция к усилению конфликтных ситуаций на пограничных с исламским миром территориях. Заметим, что даже первоначально небольшие локальные конфликты в подобных пограничных регионах приобретают межгосударственный характер. Нередко такие конфликты получают этнический окрас, как, например, киргизо-узбекский конфликт из-за земли в Ошской области или киргизо-таджикские столкновения из-за воды в Баткенской области Киргизии [3].
Нефтяные деньги арабских стран предопределили, что силовое решение проблемы есть вопрос времени. Первый мусульманский контрудар нанесли Египет и Сирия, которые при поддержке Ирака перешли в 1973 году в наступление против Израиля. В последний момент израильское командование превзошло египетское, организовав буквально «из воздуха» классический манштейновский «удар по центру обходящего противника» [17]. Израиль одержал красивую и громкую победу, и, тем не менее, «война 1973 года» разрушила миф о непобедимости европейских армий. Слишком близки в ней были арабы к успеху.
Следующий удар нанесла ОПЕК, организовав энергетический кризис. Повышение цен на нефть решило сразу несколько стратегических задач: «зеленые» из экзотической секты превратились в политически значимую и идеологически господствующую в Европе силу, на нефтедолларах резко поднялся уровень жизни в торгующих нефтью странах, повышение цен на энергоносители привело к тяжелому структурному кризису в западной экономике. Кризис был решен переходом к энергосберегающим технологиям, в чем не было бы ничего плохого, если бы это не диктовалось под давлением противника. Впервые «Юг» диктовал свою волю индустриальному Западу, и Запад отступал — были выброшены из истории сверхзвуковые авиалайнеры, сданы на слом пассажирские трансатлантики, остановлены космические программы [17]. Приближающуюся планетарную проблему — рост потребления не подкрепленный адекватным ростом энергопроизводства — Европа встречает с экологическим лобби против атомных станций, хотя на сегодняшний день лишь атомная энергетика может дать необходимый рост производства электричества. Во Франции, где проблем с АЭС нет, достаточно проблем с иммигрантами, которые уже вовсю обжили многие крупные города, включая Марсель и Париж, причем ассимилироваться, становиться французами не по паспорту, а по культуре, мусульмане не спешат.
Однако, если брать чисто военный аспект, разве не доказала «Буря в пустыне», что «варварство» ни при каких условиях не способно противостоять «цивилизации»? Нет, ставка на превосходство в вооружении часто оказывается битой. Во-первых, оружие имеет тенденцию к распространению. Варварская периферия — пусть с некоторым опозданием — получает имперские военные технологии. Различие в вооружениях нивелируется тем быстрее, чем медленнее развивается наука и техника Империи. Общего промышленного рывка западных стран в результате массовой компьютеризации не произошло, а массированные закупки современного оружия ясно показывают, как быстро страны «Юга» преодолевают отставание в военной технике. Во-вторых, новейшие оборонные технологии требуют развитой инфраструктуры. Тем самым, они более уязвимы, нежели традиционные. Наконец, в третьих, исход сражения не всегда может быть решен техническим превосходством. Разница между стоимостью организации самолетной атаки на небоскребы ВТЦ и величиной нанесенного ущерба уже стала притчей во языцех. Временная победа чеченцев в результате Хасавюртовских договоренностей также не была следствием военной отсталости российской армии. Вообще, чеченская война должна занять особое место в истории конфликта «Юг-Запад». Впервые в единоборстве с исламскими боевиками европейская армия потерпела поражение. По Лиддел-Гарту, «выигрыш в войне есть достижение мира, который, хотя бы с вашей точки зрения, был бы лучше довоенного». США, разгромив Ирак, добились снижения арабской поддержки собственному присутствию в регионе, повышения популярности радикальных мусульманских лидеров и методов «диалога» даже в среде саудовских арабов. Россия потеряла в Хасавюрте честь, союзников, людей, деньги и престиж. В целом, изучение особенностей войны с Ираком и чеченской войны приобретает приоритетное значение для обеих противоборствующих цивилизаций.
Война с Ираком в 1991 году четко показала, в чем сила «Запада» и в чем его слабость [17]:
1. Техническое превосходство европейцев является подавляющим и не может быть нейтрализовано военными средствами.
2. Запад эффективно действует в военной области, если ему удается добиться единой политической реакции на события.
3. Запад крайне медлителен. Время его реакции на события составляет несколько месяцев.
4. Запад безразлично относится к материальным потерям.
5. Запад крайне чувствителен к людским потерям. Потери среди мирного населения оказывают на Запад более сильное воздействие, нежели потери солдат.
На основании подобных выводов может быть построена новая стратегическая концепция «Юга», которую пока еще называют «терроризмом», однако правильнее обозначать в терминах партизанской войны повстанческо-диверсионного типа. Русская военная мысль обозначает преобладающий тип Четвертой мировой войны как «мятежевойну» и «малую войну». В регулярной армии первостепенное значение приобретают части ВДВ, спецназа ГРУ и ФСБ, другие подразделения, воинский состав которых подготовлен для ведения боевых действий группами по 2-3 человека в отрыве от основной армии. Особое значение должно придаваться ведению психологической войны «за население», будь то население в городах «Запада» или население театра военных действий. К ведению последней в полноценной мере не готова ни одна страна «Запада», однако готовы страны «Юга». Соотношение «стоимость/эффективность» таких пропагандистских машин как CNN или Al-Jazeera однозначно в пользу последней информационной компании.
Сейчас «Юг» не имеет лидера цивилизационного масштаба, ибо созданный американцами фантом Усамы бен Ладена является лидером мусульман лишь в больном телевизионно-газетном мнении западного сообщества. Вслед за этим фантомом появятся и подлинные лидеры. Но они могут появиться только тогда, когда обстановка «созрела» для их деятельности, когда технология и стратегия борьбы уже выработана и ждет полководца, достаточно умного, смелого и жестокого, чтобы ее применить. Межцивилизационный конфликт «Юг-Запад» способен породить по-настоящему сильных лидеров.
При этом не стоит переоценивать различия между группами стран «Юга», ибо их нивелируют различия между группами стран «Запада», к которому отчасти принадлежит Россия. Причем особую опасность для «Юга» представляет Евросоюз. Россия же может представлять такую опасность только при сохранении односторонней «европоцентричности» современной российской политики.
Евросоюз становится не злонамеренным, но именно опасным, в силу объективных причин, тех людских и материальных ресурсов, которые он контролирует. Тем более опасным, что при всей его реальной мощи ЕС пока никак нельзя назвать зрелой организацией и уж тем более зрелым государством. В том, что касается внутренних проблем, конфликтов при согласовании интересов разных стран, структуры Евросоюза неизменно демонстрируют завидную эффективность. Однако в том, что касается вопросов внешней политики, европейцы все еще ведут себя подчас слишком недальновидно, зачастую даже безответственно [19].
Сочетание мощи и недостатка дальновидности, сквозящее во многих принимаемых в ЕС решениях, и таит в себе главную угрозу. Причем основная опасность — это не «физическая» угроза соседям, России или кому-либо еще. Главный риск кроется в том, каким образом поведение набирающего ход Евросоюза повлияет на новую модель мироустройства, которая придет на смену постбиполярному миру. Имеется определенная историческая закономерность. Конфигурация Европы на протяжении столетий являлась определяющей для остального мира. Разделенная на государства-нации Европа делила мир в колониальных войнах. Разделенная пополам Европа была символом и местом наиболее напряженного противостояния между державами-победительницами — СССР и США. Именно подъем Западной Европы, превращение ее в самостоятельный субъект, изменил характер холодной войны, а в конечном итоге и предопределил ее конец. Характер мировой системы, ее динамика будут органично связаны с процессами, идущими в самом Евросоюзе. Миролюбие европейцев не должно вводить в иллюзию: политический режим в усилившемся Евросоюзе будет жестче, чем в европейских странах сегодня: без большей централизации и ужесточения такое крупное государство просто не сможет сформироваться. Соблазн велик: например, борьба с терроризмом — идеальное прикрытие для создания жесткой общеевропейской вертикали власти [19].
На превращение Европы в мощное супергосударство принято отводить полтора дестилетия, однако наиболее значимые события произойдут в течение ближайших нескольких лет. Созревший для серьезной войны «Юг» не даст Европе времени «повзрослеть» в условиях мира. Пока англосаксы и русские делят зоны влияния в населенных мусульманами странах с месторождениями нефти, газа и урана, пока в американских и российских военных штабах изучают карты центральноевразийского театра военных действий, пока вступают в политический диалог с исламом через новые интеграционные блоки, Европа как и перед прошлыми мировыми войнами, отстала от нового раздела мира. Европа не контролирует ни одного из ключевых регионов с энергоносителями. Это положение не может быть приемлемым для Евросоюза.
Если США и Россия уже находятся в состоянии войны с исламским миром, после 11.09.2001 называя эту войну «борьбой с терроризмом», при этом обе державы в определенной степени ответственны и придерживаются той или иной военной этики, то Европа только вступает в тесное соприкосновение, и есть много признаков, что вопреки мнению многих российских военных и гражданских экспертов [30; 31], именно объединенная Европа, а не США, станет главным врагом «Юга» [17; 19]. Возможно, переоценка американского вызова и недооценка вызова европейского вызвана памятью о биполярном мире советского периода.
В Четвертой мировой войне России, с ее бедностью и слабой экономикой, предстоит делать тот же тяжелый выбор, который она в прежнее время делала не в пользу тевтонских рыцарей или фашистов. Сможет ли она снова призвать «татарские» и «черкесские» полки под свои знамена, сможет ли найти в Афганистане и Пакистане, в Иране и арабских странах надежных и верных союзников? Наконец, насколько к этому готово российское руководство?
По пути Александра Невского
Россия и русские исторически находились в комплиментарном цивилизационном диалоге с миром Ислама. Ислам пришел на территорию нынешней России раньше Православия — к волжским булгарам, предкам нынешних казанских татар. После взятия Казани князьями Владимиром Старицким и Александром Горбатым-Суздальским и последовавшего насильственного крещения тысяч казанцев Иваном Грозным булгарам была оставлена вторая столица (совр. Уфа).
В 1557 году царь объявил о прекращении насильственного крещения, признал права булгарских феодалов. Управляющими и судьями булгар становились избираемые народом абызы. Не менее 15 тысяч булгар и татар поступили на русскую службу и составили ударную силу армии [32], татарский корпус в 1558 вместе с русскими полками крушил Ливонский орден, а в период опричнины стал гвардией Ивана Грозного.
Такое отношение, совсем неевропейское, к наголову разгромленному врагу — не только формирование лояльности местной элиты и населения, но и массовая мобилизация только что замиренных коренных жителей на государственную службу — было вполне традиционным для русских властителей. Киевские князья приглашали караклобуков в свои княжьи дружины, а Александр Невский всей своей жизнью указал стратегический путь России и русских — в союзе со Степью, в побратимстве с азиатами. В советское время чаще вспоминали военные победы Александра Невского, но Русская Православная Церковь канонизировала его за подвиг духовный, за укрепление церкви и православия в самых объективно неблагоприятных условиях военного поражения.
На прошедшем в Оренбурге 5-6 июня 2001 года международном семинаре-ассамблее «Приграничное сотрудничество и безопасность в Центральной Азии: инициативы и стратегии» были высказаны мнения об актуальности «третьего продвижения России в Среднюю Азию» (формулировка процесса возвращения России в Среднюю Азию принадлежит С.Г. Горшенину). В других публикациях мы рассматривали технологию «первого» (царского) и «второго» (советского) присоединения Средней Азии к России, а также этапы освоения русскими тех или иных новых пространств вообще [3].
Очень важно при этом, что последний этап освоения русскими среднеазиатских районов становился возможным лишь благодаря достаточно выверенной общегосударственной политике: русские, например, в Чуйской долине или в поселениях вдоль Сыр-Дарьи, хорошо знали местные языки и обычаи, дружили с местным населением [3]. К руководителям русской администрации предъявлялись серьезные требования по детальному знанию местных обычаев, истории, владению языком основного населения, таким образом русская администрация в буквальном и переносном смыслах говорила со среднеазиатскими элитами «на одном языке». В советское время отголоски подобной разумной политики можно было наблюдать в Средней Азии вплоть до 1960-х годов, позже русские руководители были вытеснены на роль «вечно вторых» партийных секретарей и заместителей начальников.
Авторы считают, что без «третьего продвижения России в Среднюю Азию» выработка адекватной российской политики по отношению к внутренним российским мусульманам, мусульманам ближнего зарубежья или дальней Азии невозможна. Пока политика исходит из 85% русского населения в РФ, а русские администраторы никак не зависят от эффективности отношений с нерусскими народами, нельзя ожидать появления нового русского рывка на юг и восток. Цивилизационный поворот России не может готовиться внутри московского Садового кольца.
Тем не менее, некоторые особенности русского возвращения в Среднюю Азию можно обозначить уже сейчас, так как они не зависят от исхода внутрироссийских олигархических столкновений «новопитерских» и «старомосковских» [по: 18]:
— покупка или взятие под контроль основных производств в Таджикистане и Киргизии, создание казахстанско-российских СП и транснациональных компаний для снятия конкуренции стран ЕврАзЭС и совместного продвижения на внешние рынки;
— военная защита населения Южной Киргизии и Таджикистана от угрозы радикального исламизма, будь то ИДУ, Талибан или иные афгано-пакистанские проекты;
— создание или укрепление существующих высших исламских учебных заведений в России и Казахстане, привлечение перспективной молодежи из Таджикистана, Киргизии, Афганистана в религиозные и светские, прежде всего технические, вузы в странах ЕврАзЭС;
— массовая кооптация управленческой элиты из числа казахов, киргизов и таджиков в «имперскую» экономическую и политическую элиту ЕврАзЭС, государственная поддержка участия российских и казахских финансово-промышленных групп в крупных международных проектах, прежде всего в развитии транспортного коридора «Север-Юг» из Индии в Балтийское и Черное моря, Транссиб и Северный коридор ТАЖД и развитие крупных добывающих или перерабатывающих предприятий, промышленных производств вдоль этих международных коридоров;
— переход от нынешней политики «защиты русскоязычных соотечественников» к формированию пророссийских общественных групп непосредственно в Узбекистане, Туркменистане и Афганистане, демонстрация на примере Казахстана и Киргизии улучшения жизни в странах ЕврАзЭС;
— расширение массированного военного присутствия России с Таджикистана на Южную Киргизию, гарантия военной поддержки пророссийских (таджикских и пуштунских) групп и лидеров в Афганистане, демонстрация безусловного превосходства над отрядами местных радикальных исламистских движений;
— создание совместных судоходных и промышленных компаний стран ЕврАзЭС с Индией и Ираном, строительство новых транспортно-коммуникационных узлов на Волге (Аксарайская-Астрахань, Сызрань, Казань), Северо-Западе России (Калининград, Ленинградская область, Петрозаводск), привлечение иранских и индийских инвестиций для строительства новых предприятий в Поволжье, на Балтике, в Северном Иране;
— преобразование проекта Международного транспортного коридора «Север-Юг» в международный проект «Хазаро-Ганзейский торговый путь» (Khazar-Hansa Trade Way). Резкое увеличение перевозок с одновременным участием транспортного комплекса в обслуживании крупных промышленных проектов на территории России, Казахстана, Северного Ирана, Малабарского побережья Индии и новых участников соглашения. Формирование отдельных самостоятельных компаний в ХГТП. Создание международного центра приграничной торговли и транспортно-логистического центра «Ганзейский путь» в Калининградской области с филиалами в г. Санкт-Петербург, г. Усть-Луга, Высоцк, Приморск, Выборг Ленинградской области и в портах других балтийских стран-участников (Финляндии, Швеции, Литвы). Создание международного центра приграничной торговли и транспортно-логистического центра «Хазарский путь» в пос. Аксарайская Астраханской области с филиалами в г. Астрахань, пос. Оля Астраханской области, г. Волгоград, г. Сызрань Самарской области, г. Лагань Республики Калмыкия, гг. Махачкала и Дербент Республики Дагестан, гг. Энзели, Амирабад и Бендер-Аббас (Иран), г. Актау (Казахстан), гг. Мумбаи и Джавахарлал Неру (Индия). Создание СП (российско-иранско-белорусского предприятия с использованием информационно-коммуникационных технологий) по управлению логистикой и контролю грузоперевозками по коридору. Создание совместной российско-казахстанско-иранской компании по обслуживанию и развитию Волго-Донского канала. Создание межгосударственных судоходных и иных компаний для обслуживания коридора в Балтийском и Каспийском морях, в морях Индийского океана;
— создание, с участием финансовых институтов Исламской Республики Иран, Республики Индия, Республики Казахстан, специализированного Хазаро-Ганзейского банка для финансирования проектов, направленных на осуществление экспортно-импортных и транзитных грузоперевозок из стран Южной Азии в страны ЕврАзЭС и в страны Евросоюза по международному транспортному коридору «Север-Юг» с использованием флота совместных судоходных компаний на Каспии и в Индийском океане, а также для финансирования организации совместных промышленных предприятий в Южном, Приволжском и Северо-Западном федеральных округах Российской Федерации, регионах Северного Ирана и регионах Малабарского побережья Индии, привлечение к деятельности Хазаро-Ганзейского банка финансовых институтов других мусульманских стран, прежде всего Малайзии;
— формирование военного присутствия России в портах Персидского залива для обеспечения безопасности функционирования Международного коридора из Индии в Балтику и Черное море и экономических интересов компаний стран-участников коридора;
— снятие конкуренции российского и казахстанского транспортных комплексов, создание межгосударственной российско-казахстанско-китайской Концессионной компании «Транссиб-Турксиб» для обслуживания Транссибирской магистрали и Турксиба (понимая под последним Северный коридор Трансазиатской железной дороги). Определение корпоративных (частных) транспортных компаний и финансово-промышленных групп России, Китая, Казахстана — участников ККТТ. Подготовка предложений, которые бы учитывали бы китайские экономические программы развития центральных и западных районов КНР (программу «Сибу да кайфа») и которые бы побудили китайское руководство перенаправить часть грузопотока с морского на сухопутное направление. Уход от нынешнего диктата европейских транспортных организаций в понимании развития транспортных евразийских коридоров, резкое ускорение загрузки существующих и строительство новых объектов транспортной инфраструктуры на обширном пространстве трех государств. Создание совместного предприятия по управлению логистикой и контролю грузоперевозками по Транссибу, Турксибу и прилегающим автодорогам. Создание двух международных центров приграничной торговли и транспортно-логистических центров на Дальнем Востоке России и в Восточном Казахстане;
— привлечение, сначала в качестве наблюдателей, к деятельности ЕврАзЭС Узбекистана, Туркменистана и Афганистана;
— поддержка, в рамках Шанхайской Организации Сотрудничества (ШОС), усилий центрального правительства Китая по обеспечению безопасности и экономическому развитию западных районов КНР;
— поддержка, в рамках Сотрудничества по выработке мер доверия в Азии (СВМДА), мирного диалога Пакистана и Индии по вопросу штата Джамму и Кашмир и по другим спорным вопросам.
Аналогичную картину можно описать и по «третьему возвращению России» на Кавказ, с транспортно-логистическими узлами во Владикавказе, Краснодарском крае, Махачкале, Батуми и Баку. Для авторов в контексте данной статьи важно, что дружественный к исламскому мировому «Югу» выбор России не является выбором экономической целесообразности, но носит, вернее, может носить, характер цивилизационного выбора России в XXI веке [18; 20]. Китайские грузы не пойдут вместо моря железной дорогой только потому, что так быстрее и дешевле, чеченцы не перестанут вести джихад только потому, что спокойнее делать бизнес в России, исламские инвестиции не потекут в Россию только потому, что есть куда вкладывать. «Юг» и «Восток» ждут от каждой части «Запада» выбора на ближайшие десятилетия, и этот цивилизационный выбор России предстоит сделать вне зависимости от выбора Европы и США.
Сотрудничество России с исламскими странами ближнего и дальнего зарубежья, а также с главной экономической державой XXI века — Китаем, в части транспортно-коммуникационных, инфраструктурных, трубопроводных и иных промышленных проектов позволит России уйти от «антитеррористической», конфликтной по своей сути, риторики так называемого «диалога с исламом», проводить во время Четвертой мировой войны независимую от Европы и США политику по отношению к исламу, а также сформировать в исламских странах мощные группы сторонников политического и экономического сближения с Россией.
Литература:
[1]. Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингисхана. Москва, 1997.
[2]. Поляков С.П. Производство биомассы в странах распространения ислама. // Бюллетень № 3 Центра стратегических и политических исследований «Конфликт-диалог-сотрудничество» (март-май2000 г.).
[3]. Арин О.А., Бушков В.И., Бельдей В.А., Поляков С.П., Селиванец А.А., Собянин А.Д. Россия в Средней Азии и на Кавказе: «центр силы» постсоветского пространства. // «Транскаспийский проект», 12.10.2001.
[4]. Шукуров Ш.М., Шукуров Р.М. Центральная Азия: опыт истории духа. Москва, 2001. 256 с.
[5]. Бушков В.И., Мажаров И.В., Собянин А.Д. Россия в Средней Азии: как преодолеть негативные тенденции. // «Независимая газета», 31.01.2001.
[6]. Забелло Я.Ю. О чем думает безмолвное меньшинство? Мусульмане в политической жизни России. // «Русский журнал», 15.07.2002.
[7]. Забелло Я.Ю., Хизриева Г.А. Этнорегиональные особенности ислама. Ислам и политика в Дагестане. // «Русский журнал», 18.07.2002.
[8]. Алексеев И.Л. Цивилизационные параметры исламского фундаментализма: к постановке проблемы. // «Профи», 24.12.2001.
[9]. Малапарте К. Техника государственного переворота. Москва: «Speculum mundi», Аграф, 1998. 224 с.
[10]. Иванов И. Анафема: хроника государственного переворота. (Записки разведчика). Москва: Палея, 1999.
[11]. Бушков В.И., Поляков С.П. Межнациональные конфликты и смена власти: опыт СССР. Бюллетень № 3 Центра стратегических и политических исследований «Конфликт-диалог-сотрудничество» (март-май2000 г.).
[12]. Шишкин И.С. Русский вопрос и евразийство. // Евразийский вестник», 2002, № 2.
[13]. Лидеры мусульманского раскола: Равиль Гайнутдин, Талгат Таджуддин. // «Фигуры и Лица-НГ», 28.06.2001.
[14]. Иванов В. Битва муфтиев. // «Русский журнал» 25.07.2002.
[15]. Малявин В. Простые истины Лао-цзы. Если бы мы жили в средневековье, мы должны были бы счесть терроризм наказанием Божиим за свое неверие. // «Эксперт», 25.11.2002.
[16]. Переслегин С.Б. Стратегия чуда: введение в теорию неаналитических операций. // «Конструирование будущего», 19.11.2002.
[17]. Переслегин С.Б. К оценке геополитического положения Европы. // «Профи» 2002, № 1, с. 61-69.
[18]. Боровиков С.Е., Казанцев Е.Д., Переслегин С.Б., Рахимов К.К., Собянин А.Д. Место коридора «Север-Юг» в системе транспортных коридоров Евразии: формирование индийско-иранско-российского пространства экономического сотрудничества. // «РЖД-партнер», 2002, № 7, с. 22-25; № 8, с. 21-24; № 9, с. 30-34.
[19]. Быков П. Европа — другой мир. Конфигурация Европы на протяжении столетий являлась определяющей для остального мира. Будущее ЕС во многом определит будущее всего мира. // «Эксперт», 23.12.2002.
[20]. Громыко А.А. Россия и Иран: новая реальность. Создание геополитического союза в Евразии вполне возможно. // «Независимая газета», 26.06.1998.
[21]. Первые и последние. Борьба с мировым капитализмом переместилась из-под красных знамен под зеленые. Интервью с Гейдаром Джемалем. // «Эксперт», 12.11.2001.
[22]. Глущенко Ю.Н., Собянин А.Д. Исламский фактор во внешней политике США. // «Транскаспийский проект», 20.06.2001.
[23]. Крутихин М.И. Американцы не могут не рассориться с саудовцами. Дело только в сроках. // «RusEnergy», 27.11.2002.
[24]. Крутихин М.И. Иранские очерки. 11 очерков по советской и российской политике в Иране с начала XX в. до начала XXI в. // «RusEnergy», 11.10.2001-28.12.2001.
[25]. Игнатенко А.А. «Нутряное» и «ветряное». Об аналитических подходах к исламскому экстремизму в эпоху глобализации. // «ВВП.ru», 29.03.2001.
[26]. Игнатенко А.А. Фантом, созданный ЦРУ. Усама бен Ладен — террорист, компрометирующий ислам. // «Независимая газета», 19.09.1999.
[27]. Бабасян Н. Хани Эль-Банна: «Британское правительство очень нам помогает». // «Известия», 07.08.2002.
[28]. Игнатенко А.А. Эндогенный радикализм в исламе. // «Профи», 2000, № 2.
[29]. Шерматова С. Исламский радикализм: игры политиков. // «Профи», 2001, № 1-2.
[30]. Ивашов Л.Г. Начинается мировая гражданская война. // «Евразийский вестник», 2002, № 2.
[31]. Панарин А.С. Стратегическая нестабильность ХХI века. // «Москва», 2002, № 4.
[32]. Батыров У.Ф., Собянин А.Д. Булгары: неизвестная история очень известного народа. // «Профи», 1999, № 6-7, с. 61-68.
[33]. Забелло Я.Ю., Собянин А.Д. 11 сентября 2001 года: практика «насыщающего воздействия» (комментарий журнала «Профи»). // «Транскаспийский проект», 21.09.2001.
