ФОТО:
Опубликовано: Взгляд.
Владимир Неелов
Гибель трёх российских журналистов в Центральноафриканской Республике в очередной раз предсказуемо привела к новому витку информационных баталий, заставляя вернуться к обсуждению темы частных военных компаний, мира спецслужб и особенностей военного бизнеса «по-русски».
Спустя несколько дней достоверно известных фактов об обстоятельствах смерти Орхана Джемаля, Александра Расторгуева и Кирилла Радченко по-прежнему мало, а потому выдвигаемые сейчас версии и обвинения не приближают интересующихся этим вопросом к истине, а лишь подливают масла в огонь пресловутой информационной войны. За прошедшее с момента появления первого сообщения о гибели российских журналистов время уже примерно определилось направление, аргументы и формат дискуссии противоборствующих сторон.
Борьба позиций и версий
Собственно говоря, основных версий произошедшего не так много, и выбор какой-то из них объясняется не с помощью аргументации или анализа имеющихся фактов, но в зависимости от политической позиции рассуждающего. Ситуация типичная и вряд ли является исключительно российской характерной чертой.
Версия об убийстве с целью ограбления – довольно логичная, учитывая, что речь идет о стране, долгие годы погруженной в пучину кровавых конфликтов и в которой вооружённые банды – обыденное явление. Однако такое объяснение не вызывает сколько-нибудь заметного отклика со стороны аудитории, подогретой самыми разными историями о ЧВК «Вагнера».
Либерально настроенная публика по традиции
Почему-то сторонникам этой версии не приходит в голову, что деятельность ЧВК «Вагнера» давно является секретом Полишинеля (равно как и факт их нахождения в ЦАР), и ещё ни один из журналистов, действительно расследовавших эту тему, не пострадал. Рассматривать в качестве такой «жертвы» екатеринбургского журналиста Максима Бородина, при странных обстоятельствах
Отдельного внимания заслуживает тезис «расследователей» о том, что причиной смерти журналистов было то, что убитые якобы нашли доказательства связи российских специалистов с антиправительственными группировками в ЦАР.
Даже если такие связи и имеют место, то ничего необычного в этом нет: работая в сложных регионах, нельзя не налаживать связи с имеющими политический и военный вес организациями. Ведь мало кому в голову придет обвинять Россию в связях с террористами в Сирии из-за того, что наши военные и дипломаты ведут переговоры с разными силами в этой стране.
В свою очередь, патриоты-охранители в очередной раз рассуждают о происках и коварстве своих врагов, как-то забывая о том, что противодействие со стороны конкурентов, в том числе с организацией провокаций (вплоть до кровавых), было прогнозируемым, а значит, требовало от российской стороны соответствующих действий, включая организацию информационного сопровождения деятельности так называемых гражданских специалистов. Тогда не пришлось бы столь бледно выглядеть в глазах оппонентов, отстаивая вместе с Марией Захаровой «версию об околесице», имея в виду заявления официального представителя МИД, сделанные ею
Версия о причастности к убийству российских журналистов иностранных спецслужб или даже заказчика «репортажа о наемниках» Михаила Ходорковского, который теперь
Впрочем, если исходить из старого доброго правила cui prodest (ищи, кому выгодно), то первыми на ум приходят французы. Кому, как не им, может быть выгодно создание негативного информационного фона вокруг русского присутствия в традиционной зоне интереса Пятой республики?
Здесь, правда, стоит оговориться. Не исключено, что российские «частники» действуют в зоне французских интересов не без согласия Парижа, а возможно, и в его интересах. Такая версия тоже популярна в определённых кругах. А значит, за убийством российских журналистов могут стоять те, кому такой расклад сил невыгоден…
Имидж и потери
Убийство группы российских журналистов в ЦАР принесло больше репутационных потерь, нежели тот вред, который мог бы причинить фильм, который они планировали снять. Созданный вокруг этого события информационный фон в очередной раз выявил не только слабые стороны Москвы на фронтах «войны за умы», но и недостатки отсутствия в нашей стране закона о ЧВК и их деятельности.
Тот, кто понимает, как устроен мир тайных операций и частный военный бизнес, подтвердит, что настоящие дела творятся в тени: о них, если где-то и напишут, то уже после завершения задачи. В противном случае расшифровка и гласность равносильны провалу. Если только они сами не являются частью спланированной операции.
О том, что умение одерживать победы на информационном фронте – не самая сильная сторона Москвы – говорят давно. Конечно, определенный прогресс в этом отношении в последние годы есть, но в целом ситуация не претерпела кардинальных изменений по сравнению, например, с Пятидневной войной 2008 года. Россия часто выходит победителем на поле боя, но уступает в информационных битвах – такая ситуация неприемлема в гиперинформационную эпоху.
Тайные операции vs. «гласность»
Отсутствие официального признания существования «вагнеровцев» является частью игры, но с точки зрения спецопераций практического смысла давно не имеет. Таковой смысл мог быть на начальных этапах применения этой структуры для решения определенных задач.
Сейчас, когда об организации написаны десятки статей и расследований, а её бойцы в Сирии, по существу, превратились в «элитную пехоту», гораздо более эффективным было бы заняться информационным сопровождением деятельности ЧВК и освещением отдельных аспектов их деятельности. Понятно, что в силу определённых причин официальные СМИ подключить к этому процессу не представляется возможным, однако для этого существуют «альтернативные медиа». Надо сказать, что с некоторых пор (примерно с конца прошлого года) такая работа ведётся, но явно в недостаточных масштабах.
Если же подходить к вопросу более системно, то принятие закона о ЧВК и придание им хоть какого-то официального статуса могло бы сильно облегчить процедуру использования таких структур для решения большого количества задач, к которым по тем или иным причинам нецелесообразно привлекать вооруженные силы.
В свою очередь, это выбило бы козырь из рук информационных бойцов, рассуждающих о незаконности деятельности таких организаций. Конечно, опыт США и других стран показывает, что полностью эта проблема не решится – журналисты не перестанут называть сотрудников ЧВК наёмниками и разоблачать их деятельность, однако это будет принципиально иная информационная среда, и спорить придётся не со статусом тех, кого нет, а с конкретными положениями конкретного закона.
В то же время для решения особо деликатных и требующих тишины задач сохранится возможность создания структур, о деятельности которых будет знать крайне ограниченный круг лиц. Возможность, которая и сейчас в полной мере реализуется в разных регионах мира: и это не только Ближний Восток или Африка, но и, например, Юго-Восточная Азия.
Наличие альтернативы – важный фактор успеха и объективности при принятии решений. Так, например, субъекты оперативно-разыскной деятельности обязаны выдвигать и отрабатывать как минимум две версии (обвинительную и оправдательную); аналитики не могут ограничиваться каким-то одним объяснением рассматриваемой проблемы или события, а при прогнозировании развития ситуации должны строить разные сценарии.
Не исключено, что в случае с российскими ЧВК появление равнозначной альтернативы уже имеющимся и использующимся инструментам повысит эффективность проводимых мероприятий и в перспективе, возможно, сбережет жизни. Впрочем, нельзя исключать и другие сценарии…