Игорь ПанкратенкоФОТО: Игорь Панкратенко

Выступления на Круглом столе «Центральная Азия в геополитических процессах, ее настоящее и будущее». Москва, ЦСОиП, 25 сентября 2011 г. // ЦСОиП ТПП РФ и ЦентрАзия.Ру. 25.09.2011.

Стенограмма КРУГЛОГО СТОЛА *pdf [0,4Mb].

Расширенный текст см. в ЖЖ Собянина А.Д.: http://sobiainnen.livejournal.com/36396.html

Игорь Панкратенко

1. Ваша ретроспективная, текущая и перспективная оценка облика, а также роли и места Центральной Азии в мировых геополитических процессах (10 лет назад, сегодня, через 10 лет)?

В оценке облика, роли и места Центральной Азии (сразу оговорюсь, что под этим термином в данной дискуссии я рассматриваю постсоветское пространство — Казахстан, Киргизию, Узбекистан, Таджикистан) по моему мнению нужно исходить из нескольких процессов, которые десять лет назад приобрели устойчивый характер и на ближайшую перспективу остаются основными, определяющими как конструкцию внешнеполитического взаимодействия, так и общую ситуацию в регионе. Что это за факторы?
Во-первых, архаизация социально-политических отношений и экономики Киргизии, Узбекистана и Таджикистана. Совершенно очевидно, что экономика Узбекистана будет и дальше развиваться как сырьевая, как «экономика трубы». Про экономику Кыргызстана и Таджикистана я и говорить не хочу, потому как говорить об экономике в странах с ВВП около $4,5 млрд и $6,8 млрд соответственно не вижу смысла. Понятно, что страны с таким ВВП обречены на отсутствие собственной внешней политики, обречены на следование в кильватере тех, кто сильнее, обречены на то, что именно их территория станет полем очередного раунда «Большой Игры».
Во-вторых, фактор «постамериканского Афганистана», то есть Афганистана, из которого уйдут США. Фактически, США сбрасывают афганскую проблему на страны региона, и ее решение в любом из вариантов — единой страны либо Северного Афганистана и Пуштунистана — будет головной болью уже не США, а Ирана, Пакистана, Китая, Индии, России и государств пост-советской Центральной Азии. А это, как мне представляется, означает, что нас ожидает фейерверк временных союзов, блоков и маневров.
В-третьих. Последние заявления (и интонации этих заявлений) Вашингтона, в частности выступление Роберта Блейка по поводу «The New Silk Road» означают, что никуда из региона США не уйдут, но свою политику будут проводить чужими руками, в частности — теми режимами пост-советских государств Центральной Азии, которые Вашингтон без особого шума по факту втянули в орбиту своих интересов и встроил в общий план своей политики в регионе.
Не буду в подробностях расписывать значение каждого фактора, все понимают, что этот список далеко не полон. Важнее мне представляется вывод о том, что на ближайшую перспективу Центральная Азия станет полем столкновения геополитических интересов таких глобальных игроков как США и КНР, региональных игроков в составе ИРИ и РФ. Ну и, разумеется, не обойдется без живейшего участия Индии и Пакистана, хотя активность Индии в регионе не будет иметь, на мой взгляд, сколько-нибудь значимого характера.

 

2. Роль и место (интересы) геополитических центров силы в региональных процессах и их динамика (в диапазоне 10 лет назад, сегодня и через 10 лет)?

Я предложил бы уважаемым коллегам в развитие их выступлений пусть схематично и неполно, но все же попробовать обрисовать контуры интересов основных игроков в регионе. Думаю, это поможет составить или, как принято говорить у военных — «поднять» карту интересов этих самых центров силы. А уж это, в свою очередь, позволит нам определиться с потенцией игроков. Итак,
США. Представляется, что Вашингтон, стремясь упрочить свое положение в регионе преследует несколько целей. Первое. Создать дополнительный плацдармы для контроля и возможного противодействия Китаю, особенно в случае его конфликта с Индией, сближение с которой является стратегической задачей США. Второе. Обеспечить контроль за транспортными коридорами, и в первую очередь — за транспортными коридорами энергоносителей. Третье — обеспечить «окружение» Ирана. Впрочем, для США это задача оперативно-тактического уровня, на данный момент ее можно считать условно-решенной, что и продемонстрировал инцидент с возвращением в Тегеран иранских военнослужащих-участников парада в Таджикистане.
КНР. Вопреки всем «страшилкам», Пекин не стремится к территориальной экспансии. Его задачей на ближайшее десятилетие является обеспечение стабильного роста собственной экономики. А отсюда — его заинтересованность в создании устойчивых транспортных коридоров для поставки энергоносителей и обеспечение бесперебойных поставок минерального сырья из стран Центральной Азии. Ну и, разумеется, стабильность Синьцзян-Уйгурского автономного района, остающегося болевой точкой КНР и весьма «отзывчивого» на внешнее воздействие исламских фундаменталистов.
Исламская Республика Иран. Здесь очевидно стремление к обеспечению беспрепятственной транспортировки энергоносителей в Китай, который в силу объема экспорта является стратегическим партнером для Ирана. Разумеется, что Иран заинтересован в стабильном Афганистане и считает, что «афганский вопрос» должен быть разрешен на региональном уровне, без внерегиональных участников. Далее. Иран серьезно настроен на оказание содействия Таджикистану как части «Большого Ирана» в экономическом развитии, которое возможно только в условиях стабильности в регионе.
И, наконец, Россия, РФ. Собственно, сегодня интересы России в регионе сводятся к следующему: обуздание наркотрафика и недопущение волны миграции, вызванной дестабилизацией ситуации в регионе. Утверждения о том, что интересы России в регионе более масштабны, на мой взгляд не имеют под собою оснований. Цели во внешней политике тесно увязаны с экономическими возможностями страны, ее внешнеполитическим потенциалом (ведь именно ВПП является определяющим для категории «центр силы»). Кроме того, «азиатское направление» никогда не было сильной стороной российской внешней политики. И сегодня интересы и активность России более сосредоточены на «западном направлении». Хорошо это или плохо — вне рамок данной дискуссии.
Думаю, что вот такая схематичная карта достаточно четко позволяет спрогнозировать активность основных игроков в регионе. Как видим, если для США и КНР задачи, которые им необходимо решить в Центральной Азии носят стратегический характер, то для остальных участников они скорее оперативно-тактического уровня.

 

3. Как Вы оцениваете возможность и направленность трансформационных процессов в Центральной Азии? Где (в какой стране, социальной группе и др.) будет находиться центр инициации процессов, по каким векторам процессы будут распространяться и что станет итоговым результатом таких процессов?

Думаю, что из предложенных мною схем, достаточно ясно вырисовывается картина трансформационных процессов, которые я обозначил бы термином «неуклонное нарастание противоречий». Причем, не только между основными игроками, но и — между постсоветскими государствами Центральной Азии.
Говоря о ситуации в Центральной Азии, необходимо учитывать, что за истекшие 10 лет на постсоветском пространстве в регионе ни одна из проблем, грозящих перейти из конфликта политического в «красный сектор», определение которого дал С.Н.Гриняев, не исчезла. Сегодня центральноазиатский регион представляет собой группу стран с большой плотностью населения, высокими темпами роста населения и критическим уровнем бедности. Фактически, мы имеем дело с котлом, который совместными усилиями удается еще прикрыть крышкой, не дать конфликтам перейти в «острую» стадию. Но ведь это именно стремление зафиксировать существующее положение дел, не более того. Острейшие проблемы совместного использования трансграничных водных ресурсов, Ферганская долина, архаизация социальных отношений, растущее демографическое давление — все это создает клубок противоречий, которые возможно решить только совместными усилиями. Одновременно — эти же противоречия более чем благоприятствуют применению основными игроками операций, относимых к «четвертому поколению противоборства» (4GW), о котором достаточно подробно писал С.Н. Гриняев. Кстати, думаю, что на экспертном уровне уже давно пора провести осмысление 4WG не только на теоретическом уровне, но и в виде своеобразной «штабной игры» на материалах того же центральноазиатского региона.
В целом, я считаю, что любая из вышеозначенных проблем может послужить источником дестабилизации ситуации в регионе. Причем, вот обратите внимание на следующее обстоятельство — недееспособность правящих элит в пост-советских государствах (за исключением, разумеется Казахстана, который вообще стоит особняком). Не так давно Федор Лукьянов в одной из своих публикаций великолепно сформулировал: «Вся современная российская элита является таковой только благодаря исчезновению Советского Союза. Не случись этого события, никто из ныне управляющих Россией, включая и верховный тандем, на пушечный выстрел не приблизился бы к властным эмпиреям». И это относится ко всем правящим элитам пост-советского пространства, за редким исключением, которое, впрочем, только подтверждает правило. Я не буду здесь приводить факты, они достаточно общеизвестны. Ограничусь выводом, который лично у меня превратился в стойкое убеждение: нынешние правящие элиты пост-советских государств Центральной Азии (опять же — за исключением Казахстана), поведение этих элит в собственных странах — одна из основных предпосылок того, что трансформационные процессы в регионе будут носить негативный характер.

 

4. Оценка характера деятельности центров силы в регионе в случае начала трансформационных процессов?

Характер деятельности будет определяться интересами основных игроков в регионе. И от степени их заинтересованности, от состояния внешне-политического потенциала будет зависеть инструментарий их внешней политики по отношению к региону. По большому счету, основное противостояние развернется между региональными и внерегиональными центрами силы. Первые будут настаивать на том, что проблемы региона должны решаться внутри этого региона, без привлечения внерегиональных акторов. Ну а внерегиональные акторы будут доказывать обратное. А для аргументации своей позиции активно использовать полностью оправдавшие себя в последнее десятилетие методы, от поощрения сепаратизма и активизации «управляемого фундаментализма» до массированного информационного воздействия, терроризма и, как пик создания управляемого хаоса, развязывание конфликтов малой интенсивности.

 

5. Каковы, на Ваш взгляд, факторы устойчивого развития региона в настоящем и будущем? Сохраниться ли Центральная Азия во второй половине XXI века? Что может выступить консолидирующей основой добрососедского развития?

У меня нет сомнений в том, что условием стабильного и мирного развития региона является скоординированное воздействие на него оси Москва-Тегеран-Пекин, привлечение к этому проекту Германии и «выдавливание» внерегиональных игроков, в первую очередь — США и образующегося на наших глазах «нового Халифата», во главе с Саудовской Аравией.
Одновременно с этим, я понимаю всю утопичность подобного проекта в обозримом будущем. Китай не готов к противостоянию США. У Ирана более чем достаточно как внутренних проблем, так и проблем на других внешнеполитических направлениях. Россия увязла в собственных проблемах, вызванных обострившимися противоречиями между капиталом национально ориентированным и капиталом «космополитическим».
Но и у США ресурсы не безграничны, в настоящее время они просто не располагают возможностями вести активную наступательную политику в регионе, особенно с учетом нарастающих проблем с Пакистаном.
Таким образом, представляется, что на ближайшую перспективу политика основных игроков будет носить скорее рефлексивный характер, характер разового реагирования на перманентно возникающие в регионе вызовы и угрозы. Сегодня никто из игроков не в состоянии предложить своим геополитическим партнерам комплексную программу «Как нам обустроить Центральную Азию». Сегодня никто не обладает политическими и экономическими возможностями для реализации этой программы. Сегодня никто из правящих элит самой Центральной Азии в таких программах не заинтересован. А значит, в обозримом будущем Центральная Азия будет оставаться поясом нестабильности и полем «Большой Игры».