РЕЦЕНЗИЯ на КНИГУ: Опубликовано: Россия в Средней Азии и на Кавказе: «центр силы» постсоветского пространства (исследование 2001 года) / Под общ. ред. А.Д. Собянина. — Пушкино: Центр стратегической конъюнктуры, 2013. — 104 с.
Опубликовано: Экспертный сайт Высшей школы экономик.
Проекты разведки и разработки нефтяных запасов Дагестана и прилегающего каспийского шельфа продвигаются вперед чрезвычайно медленно. ЛУКОЙЛ, «Роснефть», британская JKX и местные компании практически не ведут работ на своих участках. Нельзя исключать того, что одной из причин такой медлительности является нестабильная политическая обстановка в этой республике. Группа российских исследователей выступила на днях с докладом
Общинно-деспотическая система
На первом, глобальном уровне Северный Кавказ должен рассматриваться как часть «дуги напряженности», которая проходит по южным окраинам России. Хотя, по мнению авторов, данную дугу можно теоретически продолжить вплоть до Центральной Америки, в данном регионе она идет по границе исламского и неисламского мира. Страны этой дуги, говорится в докладе, объединяет общинно-деспотическая формация, выросшая из азиатского способа производства.
Главное в этой системе — мелкотоварное сельскохозяйственное производство на небольших земельных наделах, отсутствие современной производящей индустрии. Важное место в жизнеобеспечении населения занимает добыча и вывоз полезных ископаемых, то есть высшая форма присваивающего, а не производящего хозяйства.
Государственная собственность в общинно-деспотических системах выражается в виде права главы государства распоряжаться всем имуществом, причем личная или частная собственность граждан от произвола правителя не защищена. «Кувейтизация» (правление «шейха» над полностью подчиненным населением) как конечная и желанная цель в экономике таких государств остается главенствующей.
«У большинства политиков, а российских особенно, понимание этого процесса как развития высшей формы присваивающего хозяйства и последнего этапа кризисной ситуации, отсутствует. Причины социальной напряженности и экстремальные формы ее проявления в конфликтных ситуациях видятся только в политических играх соседей или великих держав», — пишут ученые.
По их наблюдениям, «большинство наиболее экстремистски выраженных конфликтов происходит на территории традиционного распространения ислама, что также дает возможность многим исследователям и почти всем политикам говорить о влиянии пресловутого «исламского» фактора. Ислам же прежде всего — форма социальной организации общества, а не только религия. В общемировой системе противостояния «Север-Юг» он выполняет роль индикатора неблагополучия, а не причины конфликта. Индикатор принимается за существо явления, хотя угроза «исламского фундаментализма» возникает лишь в наиболее экономически и социально неблагополучных странах».
(С последним тезисом, кстати, согласиться трудно, если вспомнить, что хомейнизм расцвел в довольно-таки благополучном Иране, а одним из основных источников ваххабизма стала Саудовская Аравия).
Уроки истории
Второй уровень проблем Северного Кавказа — исторический. Территория России складывалась как крайне неоднородная. Здесь можно наблюдать все ступени перехода от общинно-деспотической системы к современной индустрии и в промышленности и в сельском хозяйстве. Если центральные, приволжские, уральские и часть южных областей следует в большей мере отнести к «переходным», то южные и большинство восточных республик и областей характеризуются как выразители общинно-деспотической системы. Северо-Кавказский экономический район располагается как раз на стыке двух социально-экономических макрозон.
Российская Федерация, чей вклад в экономику СССР был не только самым большим, но и решающим, понесла в результате распада страны наибольшие потери. Не только разовое отторжение основных фондов российской экономики, но и разрыв экономических связей, разрушили полуазиатскую-полуевропейскую экономику.
На этом же уровне резко обострились противоречия межнациональные и межрелигиозные. В идеологическом плане к антисоциализму в качестве его «национальной» формы добавляется русофобия как синоним отношения к советскому строю. Русские везде, за исключением лишь восточных областей Левобережья Украины и Белоруссии, обвиняются во всех тяжких грехах советского периода.
На третьем, общероссийском уровне проблем авторы доклада выделяют комплекс вопросов взаимоотношения Российской Федерации с бывшими советскими республиками в плане соперничества за влияние на «контактные зоны». Политический аспект проблемы — все более оформляющиеся (внешне и официально проявляющиеся очень редко) притязания России на русские территории, оставшиеся вне Российской Федерации.
Под «русскими территориями» здесь понимаются земли не только территории с русскоязычным населением, но и те, которые в различные исторические периоды по тем или иным причинам интересовали Россию. В полной мере это относится и к Северному Кавказу — части пограничного региона.
Как возникают конфликты
Четвертый уровень проблем носит региональный характер, а именно — предпосылки и формы конфликтных ситуаций на Северном Кавказе. При этом решающее значение имеет этническая история региона. Здесь сложились две большие группы народов, различающихся между собой по всем параметрам политического, социального и экономического обустройства своих обществ.
Первая группа — это группа местных народов, которая при известном сходстве культурных традиций не представляет этнического единства. Другую группу составляют славянские народы, основной массив которых сложился к концу XIX в. Начало этому процессу положило казачество.
Объединительными системами для северокавказских народов служат язык, совместное расселение и родственные связи. Ни политических, ни экономических, как первопричины первых, связей, на Северном Кавказе нет. Также преждевременно говорить о здешних народах как о сформировавшихся нациях. Превалируют регионально-клановые связи и в «межнациональных» контактах. Государственности как формы объединения социумов северокавказские народы не знали.
Совершенно иную политическую структуру представляло казачество. Помимо того, что оно вместе с другими русскими было составной частью государства, казачество внутри этой государственности было социально более организовано, чем жители неказачьих поселений. В период становления Советской власти и после ее упрочения в состав автономных республик Северного Кавказа были включены и районы с преимущественно русским населением.
Видимое «межнациональное» благополучие сохранялось до обострения общего социально-экономического положения в стране: как только ситуация начала меняться в худшую сторону, северокавказский регион первый «высказал несогласие» в самой экстремальной форме.
Роль экономики
В 1989-1991 годы республиканские границы, вопреки надеждам политиков и к восторгу значительной части национальной интеллигенции, сыграли роль катализаторов социальной напряженности. Примером могут служить, помимо осетино-ингушских столкновений, противостояние армян и азербайджанцев в Карабахе (хотя те же народы живут в мире без «автономий» в восточной части Грузии). Благодаря «автономии» местный территориальный конфликт враждующих группировок перерос в межнациональную войну.
Примеры можно продолжать долго. Структура Союза была построена без учета главного фактора — экономики. «Самостоятельной» в каждой северокавказской республике была и остается только помидорно-картофельная огородная экономика, основанная на ручном труде горцев. Сколько-нибудь заметное зерновое хозяйство или выращивание технических культур — удел сельскохозяйственного производства другого этноса — русского или украинского. Только в редких крупных зерновых хозяйствах заметное место в производстве хлеба занимают местные северокавказские народы.
Понижение уровня эффективности сельского хозяйства идет из неисламских районов в исламские и сопровождается ростом социальной напряженности. Особенно тяжелое положение в Дагестане, хотя потенциально эта территория могла бы иметь чрезвычайно прибыльное сельскохозяйственное производство. По мнению специалистов, только квалифицированное возделывание винограда в прикаспийских районах дало бы возможность Дагестану обеспечить себя полностью продовольствием. Тем не менее, в настоящее время эта отрасль земледелия находится на положении пасынка.
Из пяти национальных субъектов федерации, где производство продовольствия не достигает необходимого минимума в 3000 ккал в день на человека, три — Чечня, Ингушетия и Дагестан — входят в Северо-Кавказский экономический район. В целом за счет других административных образований этот дефицит покрывается, казалось бы, полностью. Тем не менее, исключая Адыгею, все остальные республики считаются дотационными.
Наиболее сложное положение в восточной части Северного Кавказа. Ни Чечня, ни Ингушетия, ни Дагестан даже по официальной статистике не могут существовать без посторонней помощи в продовольственном обеспечении своих жителей.
Народу прибавляется
На Северном Кавказе численность коренного населения с 1940 г. по наши дни увеличилась в два с лишним раза. За жизнь одного поколения стало в два раза больше хозяйств, в которых должно производиться в два раза больше продукции, в два раза больше надо школ, больниц и т.д. Но самое главное другое: должно в два раза увеличиться количество обрабатываемой земли и рабочих мест на производстве. Ясно, что этого сделать невозможно. Общество нашло выход в отходничестве.
Не исключено, что мы сейчас почувствовали еще далеко не все отрицательные последствия отходничества у народов Северного Кавказа, говорится в докладе. Возвращаясь на родину, отходники далеко не всегда и не везде могут применить полученные навыки.
Что же касается адаптации детей к условиям родины, то внешне она проходит проще, но не легче. Появляется та же языковая проблема, особенно если ребенок прожил с родителями-отходниками два-три года. Он не всегда говорит на родном языке без акцента. Осложнена поведенческая адаптация: плохое знание норм общественного поведения в традиционном варианте ставит ребенка часто в затруднительное положение.
Такие ситуации опасны тем, что разрушают культурные ценности вообще в сознании подрастающего поколения. Это путь к манкуртизации общества, неизбежны межнациональные осложнения. Этническая бинарность в каждой из Северо-Кавказских республик постоянно дает пищу для противопоставления «мы» и «они». К сожалению, социальные последствия особенностей экономической структуры региона мало учитываются федеральными властями.
Трансформация отходничества и, прежде всего, его чеченского варианта, создала благоприятные условия для его перерождения в криминальные структуры как за границей республики, так и на ее территории. За последние четверть века произошло резкое изменение менталитета мужчины-горца. Если раньше, даже в середине XX века, занятие торговлей и какой-либо другой непроизводительной экономической деятельностью считалось позорным делом, то теперь «коммерция» или бизнес почитаются за доблесть мужчины.
Промышленное индустриальное производство на Северном Кавказе никакого отношения к нерусскому населению не имеет. Только в Северной Осетии нерусская прослойка в индустриальном рабочем классе сколько-нибудь заметна (около 20% от числа промышленных рабочих). В остальных республиках количество «национальных» индустриальных рабочих еще меньше.
Индустриализация Кавказа
Подводя итоги рассмотрению социально-экономической ситуации Северо-Кавказского региона авторы констатируют: экономики в каждой отдельной республике нет, говорится в докладе. Нет замкнутой, саморегулирующейся экономической структуры, способной к самообеспечению своего социума. Есть хозяйство населения, занятого самообеспечением на семейном уровне. Этот уровень является составной частью «базарной», но не рыночной системы. Поэтому использование термина «экономика» весьма условно и применительно к северокавказским республикам является синонимом слова «хозяйство».
Очевидна необходимость направляемой, неважно, федеральным ли правительством или местными властями, индустриализации экономики традиционалистской части северокавказского общества очевидна. Основой его составляющей должны стать небольшие, работающие на местном сырье, маломатериалоемкие, с максимально простыми технологиями, производства, максимально приближенные к жилью работников.
В противном случае традиционализм вместо того, чтобы гарантировать социальную стабильность, будет тормозить развитие местного общества. Индустриализация традиционалистских групп важна также в связи с тем, что ваххабизм объективно продолжает сохранять свою социальную базу в Дагестане и других северокавказских республиках.
Авторы показывают, что огромное значение на Кавказе имеет работа с малочисленными народами горцев, у который резко усилились процессы национального самосознания. Важен также аспект кадровой политики в регионах — от состава государственных служащих в регионах всех структур исполнительной и законодательной власти зависит стабильность в субъектах федерации.
Например, сегодня ключевые позиции в Республике Дагестан заняты представителями даргинцев (второй по численности после аварцев народ). Позиции нынешних властей считаются сильными, что стало возможно благодаря отмене положения Конституции Республики Дагестан, предусматривающего ротацию поста главы республики по национальному признаку.
Нынешнего главу республики даргинца Магомедали Магомедова может сменить даргинец Саид Амиров (мэр Махачкалы). Таким образом, представителям других национальностей трудно рассчитывать на пост главы Республики Дагестан, что не является социально стабилизирующим фактором. По данным исследователей, в ряде национальных республик Российской Федерации нарушается принцип пропорционального представительства наций и народов, в них проживающих, и базовым принципом до сих пор остается расстановка «своих» (по «крови» и духу) людей на ответственные посты.
База для ваххабизма
В докладе перечислены причины расширения ваххабитской идеологии в Дагестане перед вторжением чеченских боевиков:
происходила пауперизация экономически активного населения, особенно остро вопрос отсутствия возможности легальными источниками дохода прокормить семьи стоял в горных аулах;
хотя вопиющая «вилка доходов» в различных социальных группах наблюдалась во всех регионах РФ, но именно на Северном Кавказе нижний уровень доходов уходил далеко вниз за минимальный прожиточный уровень, что приводило к росту протестных настроений;
на последний фактор налагались протестные настроения в связи с усилением коррупции и преступности, опять-таки связанной в немалой степени с безработицей;
ваххабитские проповедники активно критиковали все эти негативные явления в современном кавказском обществе, умело использовали в своих целях идеи братства и социальной справедливости, заложенные в исламе, и призывали немедленно и любыми путями установить шариат для устранения всех пороков общества;
молодежь привлекала простота, доступность идей, здоровый образ и нормальный интернационализм в жизни членов ваххабитских общин.
Авторы утверждают, что большая часть причин расширения социальной базы ваххабизма продолжает действовать и в настоящее время, и корни ваххабизма на Северном Кавказе лежат не столько в идеологии ислама, сколько в общественно-экономическом устройстве местных обществ. У ваххабитского движения на Северном Кавказе сложилась своя особая социальная база. Подавляющее большинство последователей ваххабизма в регионе составила молодежь, которая, во-первых, еще не успела интегрироваться в общинную жизнь, и поэтому имела возможность открыто возмущаться теми порядками, которые, по их мнению, противоречили исламу и были обузой в материальном плане.
Трудоспособная и социально активная молодежь в первую очередь стала жертвой безработицы в горских республиках. В целом по Северному Кавказу до 70% молодых людей в возрасте моложе 30 лет не имеют работы. В Республике Дагестан, где ваххабизм распространился наиболее широко, среди молодежи в возрасте 18-28 лет безработица составляет почти 60%.
Ислам на марше
К концу 1980-х годов, когда началось бурное возрождение ислама, основная масса мусульман уже была оторвана от традиционно исповедуемых форм ислама. В начале 90-х годов, когда интерес к исламскому вероучению особенно возрос, книжный рынок мусульманских регионов страны заполонила прекрасно подготовленная и изданная литература на русском языке (в издательствах «Сантлада» и «Бадр», известных своей ваххабитской направленностью). Эта литература, с одной стороны, немало способствовала росту религиозной образованности мусульман, но с другой стороны, она готовила почву для радикализации определенной их части.
Широко распространявшиеся ваххабитскими издательствами работы идеологов исламского фундаментализма воспитывали в них неприятие традиционных для российских мусульман форм ислама. В Ногайской степи все это дополнялось большой активностью горских проповедников-шафиитов. В некоторых местах, где контакты ногайцев и представителей горских народов наиболее тесные (Шелковской район Чечни, Тарумовский и Кизлярский районы Дагестана), муллы стали отмечать переход верующих к исполнению обрядности по правилам шафиитского мазхаба.
Критикуя недальновидную политику федерального руководства России на Кавказе, авторы доклада пишут: «Если и дальше будет продолжаться подобная политика в отношении «национальных» территорий, то «новая Чечня» не за горами».
В России, продолжают они, к экономическим обстоятельствам добавляется «исламский фактор»: ислам противостоит православию не только как этноразделяющий признак, но и как критерий разделения народов преимущественно на сельских жителей и горожан. Необходимо учитывать тот факт, что ислам в России сейчас становится также символом государственности ряда народов и формой защиты от индустриального «нетрадиционного» общества.
Выход из положения исследователи видят в индустриализации. Она, по их мнению, «важна также в связи с тем, что ваххабизм объективно продолжает сохранять свою социальную базу в Дагестане и других северокавказских республиках».