ФОТО: Фотографии старой Москвы:
Юрий Шушкевич
Невероятно, но трагические события, разразившиеся в столице на двенадцатый день после 21 сентября и последовавшая на тринадцатый день кровавая развязка возле Дома Советов оцениваются большинством незапрещенных средств массовой информации и допускаемыми к ним авторами на высокой оптимистической ноте. Действительно, впервые после августовского «путча» российским радикалам удалось вновь укрепить пошатнувшиеся было позиции. В общественном сознании реанимирован образ стойкого и решительного «сторонника реформ», скорбящего и негодующего за невинно пролитую кровь и бескомпромиссно карающего врага. Подтекстом дается понять, что столь же бескомпромиссно и мужественно этот герой осуществляет и готов продолжать и «вхождение в рынок».
Не для того ли столь интенсивно внедряется в сознание общества этот новый стереотип, чтобы примеряясь к нему, следуя за властной инерцией его очарования, проделать как можно больший путь в сторону ценностей, исповедуемых одержавшими верх? Не содержится ли в желании рулевого максимально разогнать корабль по внезапно установившемуся нужному ветру угроза очень скоро разбить всех нас о рифы, знание о существовании которых отринуто в эйфории победы?
Мне не хотелось бы в этих заметках, которые пишу через сутки после помпезно оглашенной СМИ «капитуляции преступников и фашистов», парировать оскорбительные комментарии, значительная часть которых эпитажна (по форме подачи) и явно недостаточно обоснована (по содержанию), взывать их авторов к правовым и этическим нормам и правилам логики. Быстрые победы всегда празднуются властно и грубо. Не стану скрывать, что в «том» лагере было много моих друзей и просто авторитетных для меня личностей (например, Станислав Говорухин). Но если бы победу стяжала проигравшая сторона, и стяжала ее ценой безрассудно пролитой крови и унижения оппонентов, я столь же определенно не смог бы ликовать с ними — просто оттого, что в предмете радости для меня не должно содержаться лжи. Радоваться можно только истинному, или, по крайней мере, иллюзорному. А когда за разноцветным дымом победных фейерверков ясно различаешь полное отсутствие конструктивной программы, видишь в объявленных шагах противоречия и невязки и отчетливо осознаешь неизбежные пути их развития и трагического разрешения, не говоря уж о сознательных недомолвках и даже лжи, остается одно — протестовать.
Когда исчерпаны последние аргументы, приходится либо смиряться, либо выражать протест в откровенно грубых от бессилия формах. Однако я не считаю, что мои аргументы будут побиты. Они могут замалчиваться, искажаться, но те, кто станет их замалчивать и искажать, будут делать это исключительно от бессилия (замалчивание по причине недопонимания я заведомо исключаю из-за уважения к возможным оппонентам). Ведь по крайней мере подсознательно каждый из нас чувствует, что истина определяется не силой кулака или числом взведенных стволов, а чистотой, бесспорностью и ясностью объясняющей ее идеи.
И пусть ликующие сторонники победившего сегодня Президента, сами того не подозревая, впадают в любимое искушение посрамленных ими коммунистов — двигать горы и обращать вспять реки. Во имя будущего счастья нашей России, просто во имя истины мы обязаны развеить большую часть их иллюзий и к их же пользе растолковать, каким образом эти иллюзии укрепляются в головах. О сознательных подтасовках, остающихся на совести этих людей, речь не идет.
Кроме того, побежденные в эти дни особенно нуждаются в словах поддержки и утешения, ибо нет муки горше, чем оказываться свидетелем нестроения выстраданных принципов и надежд. Тем более, что большая их часть осталась, несмотря ни на что, неколебима — и онтологически, и ситуационно.
Итак, давайте рассмотрим основные позиции, признавамые победившей стороной в качестве своих стратегических успехов:
— укреплена власть Президента, расчищено широкое поле для продолжения «реформ»;
— блокирован сепаратизм регионов, упрочена российская государственность;
— разгромлены оргструктуры оппозиции, прежде всего в лице Советов всех уровеней;
— идеи, питавшие оппозицию, скомпрометированы и выведены за пределы Истории.
Мы не можем согласиться, что эти цели достигнуты, и, во избежании повторения силовой конфронтации находим своим гражданским долгом предупредить о том своих оппонентов.
1. Укреплена ли власть Президента?
Властные функции и влияние Президента не могут существовать сами по себе, вне корпоративной управленческой системы. Неудачным примером власти, лишенной должным образом организованной корпоративной структуры и потому достаточно легко сокрушенной, являлась вертикаль законодательной власти в лице Председателя Верховного Совета России Р.И.Хасбулатова. Какими же качествами должна обладать поддерживающая и обеспечивающая власть корпоративная структура?
Во-первых, ее субъекты должны быть организованы в единую бюрократическую корпорацию, с отлаженными системами контроля, управления, кооптирования и ротации своих членов. Кроме того, их деятельность должна в обязательном порядке опираться на некое высшее обоснование, безусловно признаваемое обществом. Наконец, деятельность корпорации должна быть продуктивной, а членство в ней — почетным и желанным для «непосвященных».
Смог ли Ельцин Б.Н. сформировать такую корпорацию?
С самого начала своего восхождения на политический Олимп будущий Президент опирался на узкую группу, клан лично преданных ему людей. Это — совершенно нормальная в «верхах» практика, и если бы за «малым кланом» (своего рода Политбюро) следовал «клан большой» (какой имелся у КПСС в лице райкомов и первичных организаций), властная вертикаль была бы вполне жизнеспособна. Но этого не произошло и не произойдет. «Реформы», ориентированные на реализацию чужой цивилизационной модели, не могут осознанно и целенаправленно осуществляться не иначе как узкой группировкой интеллектуалов. А поскольку поставленной цели — построить в России вторую Америку — мы никогда не достигнем (хотя бы потому, что тупо стремясь к нынешнему ее состоянию мы не заметим, как она перейдет в новое качество), роль подобной «сверхэлиты» может быть актульна сколь угодно долго.
На возражение типа «но именно так, через аналогичный «тончайший слой сознательных партийцев» добились успеха большевики» должен ответить, что ключевые положения большевистских идей соответствовали народному архетипу. Про идеи либерального эгоцентрического общества ничего подобного сказать нельзя — по крайней мере столь же определенно, как для первого случая это соответствие было доказано Бердяевым.
Политические и духовные единомышленники Бориса Николаевича — Бурбулис, Боннэр, Гайдар, Ростропович, Филатов, Полторанин и другие уже по образу своего мышления, поведения, стилю жизни непреодолимо дистанцировались от основных исполнителей в правительственной корпорации — Черномырдина и Ерина, руководителй большинства федеральных ведомств и глав администраций. Вспомним, имелось ли похожее культурно-типологическое расслоение в аппарате Сталина? Нет.
Подобное дистанцирование может существовать сколь угодно долго, не препятствуя оперативному управлению страной. Но решать при нем задачи структурных перемен (равно как и задачи борьбы с оппозицией) становится невозможно, т.к. при передаче принципиально новой информации на уже ближайший иерархический уровень в ней возникают значительные искажения. Примеры — проваленная (к счастью для России, но к позору для разработчиков) программа реорганизации колхозов в фермерские хозяйства в начале 1992 года, постоянные сбои в приватизации, приведшие к тому, что ее текущий режим во многом стал противоположным задумывавшемуся. Я уж не говорю про трансляцию так называемой «сакральной» информации, формальное документирование которой по известным причинам невозможно и которая во всех высокоорганизованных сообществах передается посредством особой знаковой системы.
Быстрая и без искажений трансляция «сакральной» информации — одно из непременных условий устойчивости властвующей корпорации. Между прочим, такая система великолепно поставлена не только в западных элитах, но и в российском патриотическом движении. Согласованные действия западного мира на события в России и понимание «без слов» старушкой-пенсионеркой речи лидера оппозиции в Верховном Совете — явления одного и того же порядка. А вот нынешняя правящая в России элита напоминает известного генерала, пытающегося заставить «приближенного мужика» (Правительство Черномырдина) управлять просто «мужиками».
При таком устройстве верхушки корпорации у ее низовых участников в принципе нет шансов подняться выше уровня своего непосредственного шефа — Черномырдина (а в случае его возможной земены Гайдаром — уровня наиболее приближенного к Гайдару «отраслевика»), и войти в «Политбюро». Вход в «Политбюро» открыт лишь тем, кто с молоком матери, как Козырев, впитывал культурные, поведенческие и эгрегориальные ценности англо-саксонской цивилизации, объявленной ныне нашей целью (и опять сравнение из недавнего прошлого — в брежневском клане все были как будто бы «свои», одинаково жили, мыслили, одевались). Заметим, что аналогичное разделение прослеживается и на уровне местной административной власти. Такое положение устойчиво, ибо Козыревы и Миграняны никогда не станут заниматься углем и коммунальным хозяйством. Значит, в корпорации окончательно восторжествует деление на «белых» и «цветных» (то же самое деление сохранится и в том случае, если промышленность перейдет под контроль элитарных финансовых групп). Таким образом, в правящей элите будет существовать основа для подспудного недовольства и тайных симпатий ко всякой оппозиции, способной однажды возвысить.
Не может быть единства в корпоративной структуре и на ее среднем и нижнем эшелонах. Основной конфликтной основой является борьба за влияние над экономикой и источниками товаров и доходов (ни для кого не секрет, что в настоящее время большинство постов государственной службы рассматриваются чиновниками всех рангов именно с этих позиций). Не надо обяснять, что аутсайдер в этом дележе с охотой присоединится к оппозиции под любым флагом.
Но вместо аутсайдера в аналогичном положении может оказаться и вполне комплиментарная правящей элите личность, имеющая свой особый интерес. Одной из наиболее ярких фигур подобного плана представляется на сегодняшний день руководитель Калмыкии Кирсан Илюмжинов.
Чтобы в масштабах государства устранить действие фактора неравных возможностей, необходимо либо поделить неформальные права «поровну», либо обеспечить всему классу госслужащих уровень зарплаты, сопоставимый с доходами коммерсантов. Думается, несостоятельность того и другого варианта не нуждается в доказательствах.
Но, быть может, вертикаль Президентской корпорации связывает некая идея, оправдывающая для каждого необходимость находиться именно на своем посту? Увы, ибо то, что понимается многими в качестве подобной идеи — абстрактный рынок, обеспечивающий высокий уровень потребления и комфорта, — на деле идеей не является. Идея всегда лежит выше реальной жизни, поэтому возведенное в основной нравственный императив стремление к обогащению является не идеей, а вожделением. А что есть группа людей, объединенных вожделением, или не «высокой», как очень точно характеризовали подобную иерархию в старину, а «низкой страстью»? Такая группа или, соответственно, корпорация есть или банда или, в лучшем случае, команда «охотников за удачей» на поприще всеобщего грабежа государства. При первой же угрозе, при появлении первого же перспективного лидера на стороне команда начинает разбегаться. И уж тем более никто из нее не будет, как Тухачевский или Бухарин, клястся перед казнью в преданности своему бывшему вождю.
В связи с событиями 3-4 октября все более решающее значение в жизни правящей корпорации начинает играть армия. Чтобы выжить, правящая элита согласилась с ростом влияния армейского руководства в своем корпоративном доме. Конечно, нынешнее руководство Министерства обороны — это не непримиримые генералы Ачалов или Макашов. Вместе с тем, армейская корпорация обладает особой внутренней структурой и стереотипом поведения. Назовем вещи своими именами — средний офицерский состав ненавидит Президента, хотя и подчиняется приказам. Но в отличие от «гражданских» корпораций, где в силу более либерального режима жизни и работы мнения низших звеньев достаточно медленно транслируются «наверх», в армейском среде этот процесс не может затягиваться надолго — иначе армия теряет внутреннее единство и боеготовность. Не случайно министр обороны Грачев уже выступил с достаточно резкими (в условиях сложившейся ситуации) упреками в адрес Президента, «медлившего с вводом войск в столицу». Конечно, в случае необходимости министр обороны может быть удален от дел, однако роль армии как весомого стабилизатора правил игры (в том числе и по отношению к вновь нарождающейся оппозиции) в высшем эшелоне власти уже вряд ли удастся уменьшить. Президентская команда, однажды попросив у армии поддержку, почувствует ограниченность оперативного простора как внутри корпорации, так во взаимоотношениях с обществом.
Таким образом, ключевые характеристики президентской корпорации не претерпели изменений в более благоприятном для нее направлении. Конечно, после «победы» в ней пройдут значительные кадровые перестановки, устраняющие часть членов, попавших под влияние описанных выше процессов. Однако изначальная неэффективность и неустойчивость этой корпорации сохранятся.
2. Блокирован ли сепаратизм регионов, упрочена ли российская государственность?
На первый взгляд может показаться, что эти цели достигнуты Ельциным в полной мере. Регионы «присмерели», восстановлена вертикаль исполнительной власти. Видимо, не будет возникать теперь и проблем с уплатой Центру федеральных налогов.
Однако в условиях отсутствия устойчивой и высокоорганизованной корпорации исполнительной власти, а также универсальной объединительной идеи, сепаратизм будет продолжать развиваться в силу по меньшей мере следующих обстоятельств:
Во-первых, по причине стремления местных элит контролировать как можно больший объем экономических ресурсов.
Во-вторых, из-за невключенности местных элит в жизнь московской «малой элиты», из-за чудовищных ошибок и искажений при приеме исходящей от нее информации.
В-третьих, начнет действовать политическая ловушка: противоречие между правом населения регионов свободно избирать местные органы исполнительной власти и подчиненностью этих органов Центру. Оказавшись в ней, местные руководители всегда будут аппелировать к любой поднимающей голову оппозиции.
Заметим, что исключительная по силе действия концентрация перечисленных факторов, обусловившая противостояние элит «либерального» Севера США (в культурно-типологическом плане соответствующему ельцинскому истеблишменту) и традиционным элитарным укладом южных штатов и явилась основной причиной Гражданской война в США. Для того, чтобы окончательно закрепить свою победу, северяне сформировали в южных штатах новый элитарный слой по собственному образу и подобию. Удастся ли сделать то же самое в России? Весьма маловероятно, поскольку культурно-исторические и поведенческие различия уже между Москвой и Кубанью, не говоря о тюрских регионах, на порядок значительнее, чем между потомками англосаксонских переселенцев, временно разошедшихся из-за неодинаковости в путях хозяйственного развития.
3. Разгромлены ли оргструктуры оппозиции, прежде всего в лице Советов всех уровенй?
«Гадина раздавлена, и скоро испустит дух»,- таков был общий глас торжествовавших победу. И лишь трудно скрываемый ужас перед масштабами кровавых событий 3-4 октября внес в оценки известную сдержанность.
Однако раздавлена ли оппозиция, а если да, то что придет ей на смену?
Ответим сначала на первю часть вопроса.
Да, разгромлены наиболее организованные и структуры оппозиции, устранены из политической жизни ее лидеры. По корпорации системы представительных органов власти нанесен сильнейший удар, причем удары по локальным ее звеньям еще впереди. Оппозиция деморализована. Ее организованное участие в предстоящих выборах будет минимизировано до предела.
Все это так, и можно было бы по-обывательски согласиться с неизбежностью произошедшего, склонить голову перед торжеством жесткой силы, персонифицируемой Президентом, если бы исчезли многие печальные обстоятельства нашей жизни. Справляться с ними нынешняя власть не может либо не желает.
Речь, конечно, идет о насильственном установлении в России институтов и жизненных ценностей чужой цивилизации, осуществляемом лишь в чуть менее агрессивных формах, нежели те, в которых когда-то насаждали коммунистический режим. О сильнейшем социальном расслоении общества, приближающемуся по масштабу к эпохе «золотого века дворянства» — с той лишь разницей, что нынешние «крепостные» в значительном большинстве обладают более высоким нравственным и интеллектуальным уровнем, чем в большинстве своем новый правящий слой. О несводимом родимом пятне мафиозности у 90% его представителей. О разграблении страны, превзошедшим все мыслимые и немыслимые нормы застоя. О почти что сознательном разрушении науки, промышленности, культуры, образования.
Сможет ли Президент, вырвавший у своих противников основные рычаги влияния на ситуацию в стране, изменить ситуацию? Сможет, но только при одном условии — при смене модели развития. Ведь весь шлейф проблем нашей жизни вызван тем, что из-за несоответствия либеральной рыночной модели жизнеобразующим структурам России: институциональной, технико-технологической, социальной, географической и т.д.,- каждое нововведение вызывает реакцию отторжения, всегда сопровождающуюся ростом хаоса и обнажением самых низменных сторон человеческой природы.
Если же прочно всаженная в голову ангажированными советниками «либеральная идея» вкупе с исключительным упрямством и несговорчивостью Президента поведут страну прежним курсом, то уже через несколько месяцев ему предстоит новая встреча с оппозицией.
Лидеры, основные и вспомогательные игроки оппозиции возникнут даже в случае непроведения Ельциным выборов в Думу. Возникнут все в той же системе испольнительной власти в силу закономерностей, объясненных выше. Оппозиция будет концентрироваться в как любой мало-мальски самостоятельно функционирующей структуре администрации (например, в Министерстве безопасности или Министерстве экономики), так в региональных исполнительных органах и их альянсах. Конечно, до противостояния столь высокой степени напряжения, какая была между Президентом и Верховным Советом, дело не дойдет, но на длительной перспективе такая оппозиция сможет блокировать любые шаги Президента не с меньшей эффективностью (пример — многократное блокирование Советом Безопасности со Скоковым и Баранниковым планировавшегося разгона Верховного Совета).
Во-вторых, корпорация представительной власти неизбежно будет восстановлена. Выборы региональных Дум уже заявлены, да и невозможно управлять без них хотя бы в регионах, где Президент не пользуется поддержкой. Думаю, ни у кого нет сомнений, что кресла местных депутатов займут если не вчерашние их обладатели, то по крайней мере люди, близкие к ним по убеждениям и принципам работы. Надежды адептов Ельцина на то, что взращиваемый форсированными темпами класс предпринимателей отеснит «вчераших коммунистов» в высшей степени утопичны, поскольку 1) предприниматели согласятся работать на постоянной основе только в исполнительных органах, но никак не в законотворческих, и 2) эффект всенародной поддержки на выборах молодого предпринимателя, сработавший в хорошо подготовленной к тому (включая соответствующую интерпретацию народного эпоса) Калмыкии, более чем проблематичен для остальных регионов России.
Что же касается Федеральной Думы, то, каким бы «демократическим» ни был бы ее первоначальный состав, в силу уже названных причин среди ее депутатов будет происходить неизбежный дрейф к конфронтации. Ведь и разогнанный Верховный Совет году вряд ли кто смог обвинить в 1991 в приверженности «комунно-фашизму». А поскольку порочный «курс реформ» не изменен, правящая элита не обновила свои корпоративные законы, а тяжелый характер Президента вряд ли смягчится, ситуация начнет развиваться по уже накатанному сценарию. Наш прогноз: при условии начала работы Госдумы в январе 1994 года уже к сентябрю многие вопросы между ветвями власти будут решаться в стиле «деловой конфронтации» (как, например, в свое время ВС был заблокирован вопрос об объединении МБ И МВД), к концу года резкие антипрезидентские выборы станут обычным явлением, а к весне 1995 года, если ничего не изменится, депутатам Думы ничего не останется, как начать запасаться оружием.
Поскольку представленный сценарий развития событий почти неизбежен, безусловным благом для России стали бы президентские перевыборы летом 1994 года.
«Хорошо,- скажут в таком случае оппоненты,- но почему вы не допускаете качественного изменения оппозиции и использование ею более мягких способов борьбы?»
В самом деле, почему бы на смену разгромленной оппозиции не прийти новой?
На этот вопрос интересно ответить в контексте часто звучащего сейчас утверждения о том, что в октябре 1993 года у «Белого Дома» закончился вековой цикл развития и борьбы «старого промышленного пролетариата», начатый на все той же пресненской земле в декабре 1905 года. Теперь на ему на смену должен прийти конформистский «средний класс». Что ж, мысль столь же эффектная, сколь и далекая от действительности.
Прежде всего, где смогли ее авторы разглядеть среди защитников Дома Советов пресненских пролетариев и «гаврошей, словно сошедших со страниц революционных романов XIX века»? Дом Советов защищали отставные офицеры-ракетчики и командиры атомных субмарин, конструкторы КБ и научные сотрудники, не выносящие мафиозный дух реформ предприниматели, казаки (и это — аналогия с 1905 годом ?). Нынешний пролетариат играл при этом существенную, но вовсе не решающую роль. Тем более, что, как легко убедиться, жизненный уровень московских рабочих не самый низкий из перечисленных групп. А много ли было пролетариев среди восставших народных депутатов?
Кстати, разнообразие социального состава оппозиции — один ключевых факторов ее устойчивости.
Нельзя также и считать, что будучи иными по форме, события октября 1993 года воспроизводили какое-то скрытое содержание, тайный смысл пресненских боев. В 1905 году, выражаясь современным языком, восставшие требовали «радикализации реформ». Теперь — требуют возвращения к оставленным и оболганным истокам. Конечно, из формальных соображений здесь можно разглядеть «диалектический цикл», но только в этом случае он будет означать нечто совершенно другое — исправление «старым промышленным пролетариатом» ошибки, допущенной в 1905 году и в результате приведшей к власти реформаторов.
Так что тщетны упования на то, что ускорение раздачи очередных ваучеров, получение новых объемов гуманитарной помощи и кредитов, возможный рост потребления навсегда выведут из политической игры силы одной из сторон. Силы и социальный состав оппозиции сохранены, фундаментальные идеи живы, и только смена губительного курса на превращение России в развивающуюся страну способна переключить энергию оппозиции на конструктивное сотрудничество. К чему мы и призываем Президента.
4. Скомпрометированы ли, выведены ли из истории идеи, питавшие оппозицию?
Я уже писал, что всякой победе, достигаемой в жизни, обязательно должна предшествовать победа на поле духовной, идейной брани. Соответственно и для окончательного сокрушения чего-либо необходимо прежде всего разрушение его идейной основы. Отсюда и стремятся эпигоны «Дем. России» постулировать свою духовную и нравственную победу над оппозицией как состоявшуюся. Но поскольку в реальности такая победа ими не одержана, приходится прибегать к некорректным доказательствам.
Центром развернутого наступления на несогласные и сомневающиеся умы стало навязывание общественному мнению единственно возможного определения событий у «Белого Дома» в период с 21 сентября по 4 октября как «коммунистического (либо «красно-коричневого») мятежа». Все другие возможные определения, как-то: силовое противостояние ветвей власти, сфокусированная борьба за влияние основных кланов и элит, борьба за выбор одного из ряда возможных культурно-цивилизационных путей развития, сдетонированное экономическими реформами обострение социально-классовых противоречий и т.д.,- попросту не упоминаются. Что ж, пусть был «коммунистический мятеж». Но в таком случае его дефиниторы должны признать за собой по меньшей мере две ошибки.
Ошибка первая. Члены коммунистических организаций не были основными инициаторами и организаторами событий, а коммунистическая идея не была не только доминирующей, но даже в сколь-либо значительной мере определяющей их ход. Несмотря на то, что Российская компартия является является крупнейшей в стране политической организацией, в блокадном Доме Советов и среди отважившихся на прорыв кордонов демонстрантов мы видели преобладание членов Союза офицеров, движений государственно-патриотической ориентации (среди которых коммунисты всегда составляли абсолютное меньшинство), сотрудников апарата Верховного Совета, просто людей, ненавидящих существующий режим за развал СССР, за предательство наших граждан в «ближнем зарубежье», за бойню в Осетии и Приднестровье, за унижение Черноморского флота, за предательство Сербии, Афганистана, Индии, арабского мира, и за многое другое (я не пытаюсь доказать своим оппонентам, что перечисленные обвинения должны быть ими также признаны — я всего лишь утверждаю, что за каждым из них стоит реальная проблема, по отношению к которой наши тысячи и тысячи наших граждан сделали свой собственный выбор, отличный от официального). Так что приписывать всем этим людям (а только в одной традиционно «проельцинской» Москве их, по опросам правительственного TV, как минимум 20%) исповедание коммунистической идеологии по меньшей мере оскорбительно и безнравственно. По крайней мере с такой же степенью «обоснованности» можно было бы установить связь между сексуальными меньшинствами и сторонниками Президента.
Далее, совершенно безосновательно видеть базисом всего спектра оппозицимонных идей (излюбленная методология профессоров научного коммунизма!) учение, впервые обоснованное в «Государстве» Платона и развиваемая в послудующие времена средневековыми еретиками, королевским канцлером Т.Мором, основоположниками экзистенциализма Дешаном и Мелье. Если называть вещи своими именами и опираться на первоисточники, то коммунизм — это учение о построении иерархического стратового общества с правящей элитой («жрецами» Платона), четко и беспрекословно исполняющим ее указания административным аппаратом («стражами») и производящим материальные блага рабочим скотом — демосом. При этом «равенство в нищете» предусматривается здесь исключительно для последнего. Если мы сопоставим классическое учение коммунизма с концепцией, скажем, евразийского многообразия, опирающейся на фундаментальную философо-историческую и методологическую основу, заложенную трудами Вл.Соловьева, К.Леонтьева, Н.Данилевского, И.Ильина, А.Тойнби, О.Шпенглера, Л.Гумилева, В.Вернадского, И.Шафаревича и др., то интеллектуальные упражнения Попова и Миграняна с единственным, похоже, теоретическим источником в лице генерала Пиночета окажутся к коммунизму на много порядков ближе.
Классический коммунизм — это скрытая за рассуждениями об искусственно организованном «справедливом» обществе идея насилия человека над человеком, устранение из жизни полученной от Бога свободы. Разве коммунизм и идея построения в нашей стране общества «свободной конкуренции» (выходящей за сферу экономики и охватывающей социальную и духовную жизнь), предусматривающая ликвидацию или нейтрализацию таких к преград, как сословно-коммунитарный уклад жизни, традиционный для народов Евразии, устои Православия и Ислама, осуждающая гедонизм сотериологичеки ориентированная культура и т.д., или искусственное взращивание псевдоэлиты из «новых русских» с «опусканием» основной массы населения на уровень биологического выживания и гражданских войн,- не во многом ли одно и то же?
И еще. Не случайно в качестве одной из своих мировоззренческих основ классический коммунизм опирается на экзистенциальную категорию онтологического Ничто. Ненависть к сущему, снедающее стремление насиловать окружающий мир путем его перманентного преобразования (а в эсхатологическом пределе — полного уничтожения без Воскресения) есть его имманентная психологическая доминанта. И я готов доказать, что в отличие от Ельцина и Гайдара у 90% людей от «Белого Дома» психологическая доминанта основана на стремлении восстановления разрушенного, созидания попранного.
Если уж мы хотим, вслед за частью демонстрантов под красными знаменами, продолжать именовать их «коммунистами», то мы должны, по крайней мере, ввести соответствующую терминологическую поправку, выражающую принципиально иную идейную и целевую основу этих людей. Например, воспользоваться термином С.Кургиняна «белый коммунизм». Но в любом случае нельзя обвинять людей, стремящихся к восстановлению великой державы и налаживанию в ней нормальной справедливой жизни в том, что они спят и видят концлагеря.
Ошибка вторая. Состоит она в стремлении вложить негативный смысл в подлежащее «коммунистического мятежа» — слово «мятеж». Кстати, практически мгновенное формирование «официального» лексикона, характеризующего те или иные события последних бурных лет, заставляет задуматься о существовании у демократов некоего «филологического центра» (возможно, в нем трудоустроены литераторы группы «Апрель», не состоявшиеся на ниве российской словестности). Что ж, если это так, то сии «филологи», запуская в массы слово «мятеж», допустили значительный герменевтический недосмотр.
С характеристикой событий августа 1991 года термином «путч» все обстояло корректно, т.к. действительно имела место попытка реставрации. Слово «путч» нейтрально, и обозначает попытку реставрации как таковую. Не случайно западные mass media при всех своих симпатиях к Ельцину события 21 сентября также охарактеризовали как «путч» — попытку Президента вернуться к триумфальному и властному сентябю двухгодичной давности.
То, что произошло у «Белого Дома» и в Останкино 3 октября, действительно являлось мятежом. Мятеж, в отличие от путча, всегда обречен и безрассуден, а идущие на него — смертники в нормальном человеческом понимании. Но не пойти — значит убить свой в сомнениях и муках выстраданный протест, превратиться в собственных глазах в пустобреха и безвольного рефлексанта. Сказав про мятеж, телевидение должно было признать, что это был не хорошо подготовленный в «логове красно-коричневых» переворот (на случай «победы» у оппозиции и программы-то не имелось), а беззрассудный взрыв доведенных до отчаянья людей. Причем доведенных до него отнюдь не дороговизной колбасы. Именно такими, безрассудными и заведомо обреченными, были Кронштадт, восстание тамбовских крестьян, Новочеркасск… Так что уважаемые оппоненты, сами о том не подозревая, ввели в оборот термин, в юридическом плане свидетельствующий об отсутствии у противной стороны плана захвата государственной власти, а в плане нравственном — оправдывающий и даже возвышающий ее.
Кстати, более подходящий для политических целей Ельцина термин «восстание» использовать побоялись (он лишь несколько раз прозвучал утром 4 октября), предпочтя еме слово с совершенно другим значением. Что тут говорить про «историческую правоту» победителей, если уже на уровне родного языка для них не находится нужного определения?
И, наконец, о малозначительном, но важном. В трагической сумятице последних недель от внимания большинства ускользнули малозаметные, но о многом говорящие детали. В эпоху экстрасенсов и колдунов люди, веруя в существование космических духов, почему-то забывают, что гороздо ближе к ним — те, кто жил и умер на Земле, их дела, мысли и предостережения. Так вот, все хорошо помнят, как в середине сентября прибыв в Старый Свет, А.Солженицын одним из первых мест посетил Вандею — городок, где двести лет назад вспыхнуло мужественное народное восстание против режима революционной тирании (тирания «реформ» и гражданская война, бушующая на территории СССР с 1990 года — не одно ли и то же?). И вот, потопив в крови собственную Вандею у «Белого Дома», никто из триумфаторов не задумался о существовании возможной политической и нравственной взаимосвязи между событиями, разделенными двухсотлетним интервалом, и столь заметным выражением памяти одному из них нашим великим соотечественником.
А вот еще одна одна удивительная и о многом говорящая превратность: артиллерийскими залпами «Белый Дом» превращен в черный. Черный цвет — не только символ смерти, но и физическое обозначение пустоты, космического Ничто. Белый цвет — цвет жизни, многообразия и сложности. Задумаемся: дворец сожжен теми, кто в апреле 1990 года именно из этого здания начал свое продвижение на высшие посты государсвтенной власти России, для кого этот дом является чем-то вроде колыбели. Причем команды на его штурм шли из кабинетов особняков когда-то неневистной КПСС на Старой площади. Или что полная перипетий история строительства Дома Советов РСФСР — свидетельство скрытой, но жесткой борьбы между сторонниками и противниками самобытности России в брежневской элите? Что архитектурное решение этого здания — первая и, похоже, единственная реализация традиций исконной русской архитектуры в масштабе, свойственном современному градостроительсву? А как может уместиться в голове тот факт, что снаряды в здание Парламента посылала армия,- та самая русская армия, которая на протяжении последних шести лет с методичностью маньяка шельмовалась так называемыми «демократами» за Афганистан, за Приднестровье и за верность присяге и патриотизм, армия, всегда поддерживавшаяся ныне расстрелянным парламетом? Или то, что в дни блокады Дома Советов двадцатилетние омоновцы избивали дубинками людей из поколения своих матерей, отцов и дедов? Что внук основополжника литературной школы советского юношеского романтизма, на чьих книгах сформировалось мировоззрение не одного поколения, и которое сейчас пытаются заменить на совершенно противоположное,- в первых рядах этих «чистых» погромщиков? Что все это означает — дьявольскую (и в отличие от ленинской — настоящую!) диалектику, испепеляющую землю под ногами тех, кто не успел или не захотел подняться на этаж очередного витка ее страшной спирали? Или комплекс Эдипа? Или подтверждение сделанного ранее предположения о страшном Ничто, ставшим основной экзистенциальной категорией «реформ» и «реформаторов»?
Да, в действиях сторонников Верховного Совета, да и у оппозиции в целом было немало тактических, системных, организационных и технических просчетов. Были и еще более страшные в сравнении с ними ошибки нравстенного, духовного плана — я имею в виду и использование в пылу многомесячной борьбы с Президентом средств, разрушающих Россию (Федеративный договор, освобождение регионов от федеральных налогов), и пусть номинально, что первым, но все-таки прозвучавший именно у Дома Советов призыв к беспорядкам и кровопролитию. Среди его защитников, как мы знаем, были не только «белые коммунисты» и патриоты-государственники, но и люди, занимающие открытую антихристианскую позицию, и исповедающие идеалы классического «платоновского» коммунизма в национал-социалистских формах. Но давайте посмотрим, куда направлены равнодействующие каждой из двух сошедшихся в открытой борьбе сил. Я готов доказывать, что градиент действий оппозиции устремлен к созиданию более сложного, многообразного, совершенного и системного общества. Именно потому, что у меня есть основания так полагать, я соглашаюся пребывать в стане оппозиции вместе с рядом экстремистов, терпеть и оправдываться за их глупые и большей частью вредные выходки. Равнодействующая «реформаторов», увы, где-то с 1990 года все отчетливее склоняется «вниз», в направлении замены сложной, во многом еще не понятой и не осмысленной системной основы нашей жизни на элементарную, в направлении упрощения нравственных мотиваций и замены их мотивациями потребления, снижения духовных запросов, вульгаризации основополагающих форм человеческой жизни, профанации ее сакральных целей. И если негэнтропийный знак равнодействующей сил оппозиции я определяю большей частью исходя из личной интуиции, то о противоположной направленности «реформаторов» можно судить хотя бы потому, что для них понятие созидания не существует в качестве самодостаточной цели.
Так, говорят о реформах, но ни слова о том, что хотят построить (хотя о том, какими признаками это «построенное» будет обладать — пожалуйства). В мотивациях высшей российской власти уже состоялся переход с сотериологической орбиты на несравненно более низкую гедонистическую, устанавливающую приоритет текущего потребления над постановкой целей и движением к ним (впрочем, этот переход начался еще в хрущевскую эпоху). Власть проявила неспособность управлять Большой Страной, для чего от управленцев всех рангов требуется высокий уровень самоотдачи и напряжения, и перманентно снижает уровень централизации управления через суверенитеты территорий. При этом попытки восстановить консолидирующую роль Центра на фоне нежелания ее носителей хотя бы скорректировать мотивации своей деятельности с каждым разом все более напоминают окрики теряющего авторитет фельдфебеля. Солдаты (т.е. регионы) резонно рассуждают, что окрики производятся лишь для того, чтобы вытрясти из каждого побольше махорки (ресурсов), и среди них подспудно зреет недовольство.
Наконец, очень характерен тот надменно-равнодушный тон, с которым официальная пропаганда сообщает о любых событиях. Взялись за реформы — о’кей. Получаем через несколько месяцев совершенно противоположный результат — что ж, так и должно было быть… ведь «совки» кругом, да еще мешает КПСС. Ликивдировали КПСС — мешает парламент. Прогорят реформы в очередной раз, уже с одним Президентом во главе — будет установлено, что получившийся результат (например, гиперинфляция) не так уж и плох — «другие страны тоже через это проходили». В результате борьбы с гиперинфляцией чудовищно возрастет безработица — и это ничего, потому что, во-первых, «у них» тоже так, а во-вторых потому что так и надо не понимающим суть реформы «совкам»… Эту страшную цепочку (не правда ли, как угадывается за ней дух «Московского комсомольца»!) можно продолжать и продолжать, и всякий раз мы будем наблюдать, как циничные объяснения прилагаются к ненавистной реальности, которая не хочет подчиняться «демократическим преобразованиям», «курсу реформ» и т.д…. что ж, так ей и надо! При этом нигде не дается оценок собственным планам и действиям, не устанавливаются (хотя бы с самим собой) правила игры — допускается все, вплоть до достижения в пределе абсолютного Хаоса и Зла,- лишь бы не признать, что где-то существовали координаты Добра и Света, из которых эти люди безнадежно выпали, увлекли других и потому должны нести ответственность перед собственной совестью и Богом.
* * *
Выпущенные с обеих сторон пули не загнать обратно в стволы. Наша страна сделала еще один шаг в Истории, и каждому, где бы он ни был в роковые дни, суждено дать высший ответ не только за свои действия по ту или иную сторону барркад, но и за мысли, за несказанные слова, за утаенные ответы.
Если сегодняшние победители не удостоят нас ответами на заданные им вопросы, то пусть хотя бы признают, что произошедшее не укладывается в накатаную схему «красно-коричневого реванша», а выражает собой не менее, чем разрыв привычной ткани Бытия, разрыв, за которым уже вполне угадывается Бездна, способная поглотить и упокоить в Небытии наши жалкие попытки строить жизнь по планам, рожденным в самообмане, ненависти и гордыне.
