Яков Шустов
Отзыв о сборнике «Хмурые будни Холодной войны. Ее солдаты, прорабы и невольные участники» (М., 2012).
Удивительно, что интерес к холодной войне, о которой все чаще выходят книги, снимаются фильмы и телепередачи, не ослабевает, а только растет. С чем это связано? С тем, что анализ прошлых событий помогает лучше понять происходящее сейчас? Или с тем, что война эта продолжается и после падения социалистической системы?
Холодная война с самого начала была войной интеллекта, а не мускулов. Своевременно выпущенная книга стоила десятка дивизий. Ещё бы! Ведь честь создания самого термина «холодная война» принадлежит Джорджу Оруэллу. Именно он в 1945 году на страницах еженедельника «Трибьюн» употребил это словосочетание. Оруэлл писал о скором появлении государства, «которое будет отличаться такой же ужасной стабильностью, что и рабовладельческие империи античных времен», «которое окажется просто невозможно завоевать и которое будет находиться в перманентном состоянии «холодной войны» со своими соседями». Но вполне духе Дельфийского оракула, Оруэлл не уточнил, что это будет за страна.
Casus belli холодной войны толком не установлен до сих пор. Кроме классических схем о противоборстве полярных экономик и идеологий, исследователи видят ее причину в образовавшемся после ликвидации двух очагов агрессии (Германии и Японии) «вакууме», заполненном СССР и Китаем.
Но, на мой взгляд, наиболее реалистично выглядит версия Джона Левиса Гэддиса изложенная в его книге «Холодная война: Новая история», которая вышла в США в 2006 году. Он считает, что соперничество было вызвано определенным сходством между ее главными участниками — США и СССР, государств, возникших в результате идеологизированных революций, которые наложили глубокий отпечаток на мотивацию и менталитет их политических элит. То есть речь шла о конкуренции, подобной соперничеству двух корпораций. Это, кстати, отчасти объясняет и «невоенный характер» холодной войны.
Впрочем, если взглянуть на Холодную войну непредвзято, не используя шаблон о противостоянии двух полярных идеологических и экономических систем, перед нами предстанет крокетное поле из «Алисы в Стране Чудес» Кэрролла с неадекватно настроенными игроками и капризным спортивным инвентарем. Можно также вспомнить слова Эдварда Люттвака о современной войне, как о неком гибриде многоэтажного дома и волнующегося моря — «…мы должны принять сложную картину, объединяющую оба этих образа: этажи не прочны как в реальном здании, но пребывают в оживленном движении, подчас готовые прорваться на другой уровень. Точно так же, как в динамической реальности войны, взаимодействие самих вертикальных уровней сочетается с горизонтальными измерениями стратегии и сталкивается с ними».
Иначе говоря, за более чем сорок лет официальной истории холодной войны менялись ее акторы, центры напряженности, узлы конфликтов, цели и намерения участников. Это почти броуновское движение мало похоже на мейнстримную картинку, где капитализм и социализм тупо бьются «стенка на стенку» до полного изничтожения последнего.
Настоящая, «всамделишная» холодная война редко находит отражение в литературе. Достаточно взглянуть на книжные новинки по теме. Более-менее интересна мемуарная литература. Например, сборник воспоминаний о личности Никиты Хрущева, принадлежащих Энверу Ходже, Дэвиду Рокфеллеру и Аллену Даллесу. Как это не парадоксально, но Даллес солидаризуется в своих оценках в большей степени с албанским лидером, чем с Рокфеллером.
Большинство книг — запоздалые переводы бестселлеров «оттуда». Вот «Мертвая рука: Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие» Дэвида Хоффмана о советских разработках бактериологического оружия — штаммов сибирской язвы. Серьезно воспринимать эту книгу можно только до фразы: «Уходя на войну, отец купил Михаилу Горбачеву мороженое и балалайку на память». Умиляет и пассаж об ученых-алкоголиках, хранивших смертельные бактерии в банках из-под консервированного горошка. Ну, далее в том же духе на 739 страницах.
Но иногда выходят книги, дающие реальное представление о холодной войне.Сборник «Хмурые будни Холодной войны. Ее солдаты, прорабы и невольные участники», изданный Институтом Дмитрия Пожарского, относится именно к таким книгам и дает хотя и неполное, но вполне адекватное представление этом периоде.
С первого взгляда книга мне показалась набором статей, которые издаются на деньги авторов для того, чтобы стать гордыми обладателями научных публикаций. Однако вчитавшись в тексты понимаешь, что это не так. С некоторыми авторами хочется поспорить, но, что не статья, то, как говориться, «лыко в строку».
К числу наиболее интересных материалов сборника можно отнести текст Михаила Есакова «Постановление ЦК и СМ СССР “О судах чести в министерствах СССР и центральных ведомствах“, 28 марта 1947 года». Об этом малоисследованном политическом явлении нашей послевоенной истории мы знаем в основном из фильма «Суд чести» Абрама Роома 1948 года. Статья Есакова подробно рассказывает о возникновении этого «загранотряда космополитизму» и его коротком существовании. Как бы парой к этому тексту идет статья Николая Николаевича Платошкина «Запрет коммунистической партии Германии в ФРГ в 1956 г.: правовые аспекты», где описывается как за линией «холодного фронта» экс-нацисты добились запрета КПГ — наиболее радикально-антифашистской партии в Федеративной республике.
Интересна статья Сергея Романенко «Геополитика, национальные интересы и идеология коммунистического строительства. Причины и характер советско-югославского партийно-государственного конфликта на фоне холодной войны. 1945-1948 гг.». Там можно найти информацию о том, как развивались советско-югославские противоречия, проделавшие первую брешь в советском лимитрофном поясе. Эта же статья опровергает тезис о бесконфликтном сосуществовании внутри социалистического блока.
Балканской теме посвящена статья и Артема Улуняна «Формирование оборонной политики и военной доктрины Албании в 1969-1975 гг.». Текст читается порой как творение фантаста «альтернативного историка» — настолько неадекватными кажутся воззрения албанских товарищей на мировую политику.
Статья Евгения Шматова «Особенности экономического и социального состояния городов Среднего Поволжья в начале холодной войны» рассказывает о печальном положении дел в наших тылах. А Алексей Степанов в работе «»Лучше уезжай по хорошему, и не забывай, что это Азербайджан…». К вопросу о проблеме межнациональных конфликтов в СССР и странах социалистического содружества (1953-1960 гг.)» показывает точки бифуркации, по которым треснули СССР и социалистический лагерь 30 лет спустя.
Особо стоит статья Петра Хмелинского «Размышления об аресте Лаврентия Павловича Берии 26 июня 1953 г. » Интересно, что версия автора о том, что никакого процесса над Берией не было, а на самом деле он сфальсифицирован от начала до конца по причине отсутствия обвиняемого, уже была озвучена в «маргинальной» политологии редактором запрещенной газеты «Дуэль» Юрием Игнатьевичем Мухиным еще в конце прошлого века. Интересно, как элементы «народной» истории проникают и закрепляются в истории научной.
А теперь «ложка дегтя».
Статья Антона Захарченко «Роль популярной музыки в идеологическом культурном противостоянии холодной войны» затрагивает очень интересную и фактически не исследованную тему. Но затрагивать можно по-разному. С самого начала ряд тезисов статьи вызывает, как минимум, непонимание.
Например, постулат, что «сама сущность и тенденции развития поп-музыки обуславливали ее распространение, доступность для широких масс, но в тоже время она по своей природе являлась неотъемлемой частью капиталистической системы. Она пропагандировала образ жизни англо-американского мира (если речь шла об англоязычной музыке)». Означает ли это, что, если в эстраде Третьего Рейха были сильны испано-латиноамериканские мотивы, она пропагандировала немцам аргентино-бразильский образ жизни? Кроме того, отождествлять капиталистическую систему с музыкой достаточно по-марксистски архаично: ведь начиная с середины 60-х годов, англоязычная популярная музыка подчеркнуто антисистемна.
В статье большое внимание уделяется практики «глушения» зарубежных передач. Однако собственно к музыке она имеет гораздо меньше отношения, чем казалось: ее можно достаточно легко купить на кустарно сделанных пластинках, а позже на магнитофонных бобинах было в любом крупном городе.
К сожалению, в статье совершенно не упоминается такой вид музыкальной экспансии, как заимствование популярных мелодий западной эстрады нашими исполнителями. От самодеятельных ВИА до вполне респектабельных композиторов — например, на танцплощадках 60-х годов звучали многочисленные версии русифицированных The Beatles.
Удивляет также и принятие в качестве истины последней инстанции вердикта Артемия Троицкого о том, что «в период между двумя нулевыми годами – 2000 и 2010-м — в России не было создано ничего достойного внимания». Хочется уточнить: а за пределами России что было создано? Леди Гага? И потом, я бы не стал доверять мнению человека, наряжающимся на общественные мероприятия противозачаточным средством. В общем, тема крайне интересная и на самом деле мало исследованная, но с автором этой статьи я бы поспорил.
Еще одним текстом, вызывающем вопросы, стала для меня статья Антона Колмыкова «Холодная война и нарушение Гаагской конвенции: военные и политические последствия “малоимпульсного боеприпаса”». Речь в ней идет о правомерности применения боеприпасов принятых в НАТО и американской армии. Начинает автор с Гаагской конференции 1907 года, на которой «…фактически именно Николай II ввел “стандарты” для стрелкового оружия, которое мы и сегодня обязаны выполнять. Цель стандартов — понизить гибель людей в войне, сместить соотношение убитых и раненых в сторону раненых».
Все это правильно, но дальше идут более чем странные выводы. Например, что «появление экспансивных пуль для огнестрельного оружия неохотничьего назначения следует рассматривать как последствия гуманитарной катастрофы, и ни в коем случае не считать это нормой. Нельзя населению разрешать ношение и хранение боевого и охотничьего оружия для самообороны».
То есть, получается, что можно разрешить населению пользоваться оружием, соответствующим гаагским требованиям? Тогда уж стоит претворить в жизнь буллу от 1097 года папы Урбана II на запрет арбалета. Заканчивается статья еще более странным выводом: «Против США можно и нужно начинать судебный процесс по аналогии с Нюрнбергским не только за нарушение Декларации 1899 г., но и за явные нарушения Конвенции 1907 г. в ХХ веке и позже. СССР перестал существовать и вышел с сильным отставанием в области производства стрелкового оружия. Германия в 1944-1945 году имела большое количество автоматических карабинов, а Россия в 2011 — не имеет». Мысль конечно интересная, но история стрелкового оружия достаточно точная наука, где подобные высказывания не уместны. Но опять таки-же, вопросы, поставленные в статье интересны, и заставляют задуматься.
Подытоживая отзыв о сборнике, можно сказать, что профессионалы, несмотря на отсутствие публицистических красивостей, могут писать значительно интереснее, чем авторы «политических триллеров», предпочитающих испытанную колею устоявшихся мнений. И пожелать дальнейших успехов Институту Дмитрия Пожарского в издательской деятельности.
Опубликовано: Terra America East:
