Яков Шустов
При абсолютной политической невостребованности, элементы рузвельтовской социальной и экономической политики можно найти повсеместно.
Последние пару десятилетий американская история, в основном благодаря кино и телевидению, становится нам роднее отечественной. Но вспомнить, что — либо конкретное об исторических американских президентах мейнстримное сознание затрудняется. Предшественники Барака Обамы, теряя индивидуальные черты, чередою сходят в Лету. Уже Буша-старшего мало кто помнит. И Эйзенхауэра с такой трудно произносимой фамилией. И Монро, больше ассоциирующегося с соблазнительными формами, чем с Белым Домом. И Гранта, более известного в роли отца детишек-путешественников. А с заменой кэша электронными деньгами, забывается даже Вашингтон с его вставной челюстью из слоновой кости. В беседе интеллигентных людей, если речь заходит об американских президентах, первым вспоминают Джона Кеннеди, вторым Авраама Линкольна, а третьим Франклина Делано Рузвельта. Причем Линкольн и Кеннеди интересны, прежде всего, свой смертью, а Рузвельт своей жизнью. С недавних пор, по крайней мере, на книжном поприще, в лидеры выбивается Рузвельт. За последние годы в России о Рузвельте издано больше книг, чем за все десятилетия, прошедшие с его правления. Причем не только переводных, таких как «Разговоры у камина» самого Рузвельта или «Франклин Рузвельт: человек и политик» Джеймса Макгрегора Бернса, но и написанных русскими авторами. Издаются и переиздаются работы покойного Анатолия Уткина, а изданная в этом году книга Виктора Маликова называется просто – «Великий Рузвельт».
Проще всего объяснить это интерес к личности 32-го американского президента параллелями между Великой Депрессией и нынешней перманентной нестабильностью. Рузвельт, дескать, привлекает внимание, как успешный кризисоборец. Но не только борьба с кризисом причина популярности ФДР. Прежде всего, Рузвельт интересен как государственный деятель, развернувший США в сторону социализации, укрощения «дикого рынка», непременно погубившего бы эту страну. Главной его заслугой стало введение и закрепление Рузвельтом в американскую управленческую традицию регулирование частнопредпринимательских отношений. У нас ошибочно полагают, что кризис в Америке был побежден, в результате патерналистского управления капитала бюрократическими структурами. При этом забывают, что бюрократия в США не отдельно взятая сила, а избранная и назначенная обществом группа лиц, выражающая общественные интересы, прежде всего. Разумеется, и бюрократия, и капитал, да и другие социальные группы постоянно пытаются устроить «праздник непослушания». Вот тут то и понадобился Рузвельт, дабы бы вернуть их к благонравию.
О роли личности в истории спорят много. Есть даже историческая школа, ее роль начисто отрицающая. По отношению к Рузвельту их методы не работают. Вряд ли можно назвать Рузвельта «яркой личностью», как это пытаются сделать авторы большего числа книг о нем. Это скорее своевременная личность. Рузвельт очень точно аккумулировал общественные настроения, и капитализировал их в адекватное управление. В изданных у нас книгах превалирует почему-то стиль «каравана историй», где факты на уровне сплетен, о многочисленных «женщинах Рузвельта», скорее мешают воспринимать его как государственного человека.
Это касается даже наиболее интересной, на мой взгляд, биографии Франклина Делано Рузвельта принадлежащей перу Георгия Чернявского, изданной недавно в серии ЖЗЛ. Однако, не смотря на эту маленькую дань «общественному темпераменту», книга наиболее ясно отвечает на вопрос — кто же такой Рузвельт для нас. Книгу можно долго хвалить, но остановлюсь на одном аспекте, казалось бы, частности, но частности очень важной. Это неоднократно встречающееся на страницах книги напоминаемое, что рузвельтовскую политику нельзя определять, как левую. Что термин «левый» и «правый» носит в американской политической культуре риторический характер, а не люстрационный как у нас. Рузвельт у оппонентов был то «хуже Сталина», то «наймитом банковского капитала», причем «наймитом» он был как раз у «правых», с нашей точки зрения фигур, как проповедник Чарльз Кофлин, Уильям Пелли и Хьюи Лонг. На все обвинения в «уклонах», Рузвельт отвечал: «Я предпочитаю практические аргументы и практическую политику. Уверен: наше сегодняшнее государственное и экономическое строительство есть логическое продолжение того, что Америка делала всегда». Интересно, что сам Рузвельт позиционировал свою деятельность по обузданию финансовой олигархии как борьбу с… самодержавием, фактически продолжающей дело Американской Революции. «Роялисты экономического строя соглашаются, что политические свободы – это дело государства, но они утверждают, что в экономическое рабство не должен вмешиваться никто.… Эти экономические роялисты жалуются, что мы стремимся опрокинуть американские институты. На что они действительно жалуются — это наше желание отнять у них власть».
Цитировать Франклина Делано Рузвельта можно бесконечно. Но для нас будет более интересным, дальнейшее воплощение его идей и практик. Разумеется, такая критическая ситуации, с какой столкнулся Рузвельт в начале своей президентской карьеры, более не повторялась. Во многом благодаря механизмам разработанным Новым курсом. Не стоит забывать, что на момент принятия рузвельтовских антикризисных программ, кризис длился уже два с половиной года, и прежняя администрация фактически бездействовала. За это время от крайней нужды, отсутствия медицинской помощи и нехватки продовольствия погибло до двух миллионов человек. Эти жертвы, конечно, не сопоставимы с числом жертв такой социально-экономической катастрофы как Голодомор, но полностью лежат на совести администрации Гувера. Хотя на федеральном уровне гуманитарная помощь населению не оказывалась, на местах она бывала весьма эффективна. В частности в штате Нью-Йорк, где губернатором был Рузвельт.
В дальнейшем фактически все президенты-демократы возвращались к попыткам, так или иначе, применять элементы Нового курса в своей деятельности. Преемник Рузвельта, Гарри Трумэн представил программу «Справедливый курс», которая предусматривала контроль над ценами, кредитами, зарплатами и квартирной платой. Но тяжёлая обстановка а экономике, вызванная переходом промышленности на мирные рельсы и упорное сопротивление республиканцев, типа принятия закона Тафта – Хартли, ограничивающего права профсоюзов оставили эти планы фактически на бумаге. Повторение прецедента Рузвельта», настолько беспокоило республиканцев, что была принята Двадцать вторая поправка к конституции, запрещавшая избирать президента более чем на два срока.
Зато в президентство Трумэна был принят и сработал план Маршалла. Это была, вполне аналогичная рузвельтовскому Новому курсу, программа реанимации европейской экономики.
Дуайт Эйзенхауэр заявил в 1952 году, что его цель – освободить Вашингтон от бюрократии эпохи Нового курса. Инициативы Маккарти на раннем этапе правления Эйзенхауэра, были собственно, борьбой не с «комми», слишком слабыми, чтобы представлять государственную угрозу, а с адептами Нового Курса слишком заигравшимися в левизну. Особенно в культурной сфере. Однако борьба с рузвельтовским наследием велась более на словах, социализация во всех сферах общественной жизни продолжалось. Наиболее характерной для мировоззрения противников рузвельтизации являются изданная тогда книга Айн Рэнд «Атлант расправляет плечи», где антиподы капиталистов-креаторов, совсем не оголтелые коммунистические комиссары, а мелочные и завистливые госменеджеры. Таким образом можно классифицировать творческое наследие Рэнд как своеобразный « литературный маккартизм».
Разумеется, сохранять рузвельтовские схемы в принципиально новой для Соединенных Штатов ситуации было нельзя и Эйзенхауэр в значительной мере более потворствовал приватной сфере, чем общественной. Как бы то ни было, экономическое положение США в годы его правления было лучшим в их истории.
Кеннеди в своих широких социальных программах опирался на экономическую идеологию Джона Кейнса, который был одним из главных советников Рузвельта. Идея Кейнса состояла в том, чтобы стимулировать выход из депрессии за счет роста расходов — с использованием государственных средств. То есть во время рецессии, правительство должно компенсировать снижение расходов частного сектора с увеличением государственных расходов для того, чтобы сохранить рабочие места и остановить дальнейшее ухудшение экономического положения. Собственно программа Кеннеди даже названием походила на рузвельтовскую. «Новые рубежи» — «Новый курс». В первой половине 60-х годов более 1/3 населения США жило за чертой бедности – имея доход менее 1000 долларов в год. Для преодоления этого положения в августе 1964 года, уже после убийства Кеннеди был принят «Закон об экономических возможностях». Экономисты подсчитали, что для его реализации, потребуется 5,5 миллиардов долларов на очередной финансовый год и возможно утроение этой суммы в ближайшие годы. Но Вьетнамская война сожрала все средства. Программа Линдона Джонсона называлось «Великое общества» и базировалась на реализации Билла о гражданских правах, принятии новых законов об образовании и о медицинском обслуживании. Примечательно, что часть этой программы, касающаяся медицины была завершена менее месяца назад, признанием Верховным судом Закона об обязательном медицинском страховании, соответствующем нормам Конституции США.
Республиканец Никсон уже традиционно, постарался рузвельтовский дух минимизировать. Но в конце 1971 года под давлением экономических трудностей Ричард Никсон заявил, что теперь он «кейнсианец в экономике».
Определенные элементы рузвельтовской социальной политики присутствовали у Джимми Картера и Билла Клинтон. Но они носили скорее декоративный характер, так как менталитет американцев потерпел к тому времени существенные изменения. Если люди 30-х воспринимали месседжи власти как посыл к действию по улучшению собственного положения, то поколение 70-х — 80-х были достаточно разочаровано и в Американской Мечте и в Американском Пути и просто проедали выделенные средства, если они до них доходили. Например, при Клинтоне создание рабочего места для безработного обходилось примерно в 50 000 долларов, но они по большей части оставались невостребованными. Или работник, получивший такое место, считал свою работу некой сложносочиненной разновидностью велфора.
Разумеется, при президентах-республиканцах, особенно при Рейгане, новых шагов по углублению кейнсианства-рузвельтизма не предпринималась. Но и на «завоевания трудящихся» особо никто не покушался. Пока не наступила эра Обамы. Обамовский слоган «Чейндж» — «Перемена» вполне наследовал «Новому курсу». А двухлетний план по выводу Америки из кризиса – ARRP «American Recovery and Reinvestment Plan» – «План восстановления Америки и реинвестирования в нее», перекликался с принятым в 1933 году NIRA «Актом о восстановлении национальной промышленности» – «National Industry Recovery Act». Но если рузвельтовский акт предусматривал лишь саморегулирование в экономике и сфере трудовых отношений, то реализацию АRRP направлено из бюджета 787 миллиардов долларов. В данный момент истрачено 762 миллиарда и определенные подвижки в ликвидации безработицы, создании альтернативной энергетики, образовании есть. Для нас, конечно, некоторые цифры вызывают ассоциации с расследованиями «Роспила». Например, на программу предшкольной подготовки для 110 000 детей было выделено 2 100 000 000 долларов, почти по 20 000 долларов на человека. Но там все честно, просто дорого. Недаром Обама начинал политическую деятельность с создания сайта по отслеживанию правительственных расходов.
Или. 30,2 миллиарда ассигновано на строительство шоссе-хайвеев. Следуя логики наших адептов индустриализации это «шоссе в никуда», поскольку по ним не перевозятся промышленные грузы и рабочие к месту работы. А мысль то, что нормальное государство должно иметь хорошие дорог дороги просто не приходит им в голову.
Несмотря на критику, планы Обамы работают, правда, не с той эффективностью, что при Рузвельте. Если во времена Нового курса достаточно было доброго слова, то теперь к доброму слову требуются значительные финансовые вливания. Основной причиной этого вывод производств за пределы США. Из-за чего происходит попутное инвестирование других экономик, в основном КНР. Наши эксперты крайне негативно отнеслись к инициативам Обамы. Дескать, Рузвельт в первые годы своего правления через систему ведомств PWA и CWA, «Public/Civil Works Administrations» – «Управление Общественными/Гражданскими работами» смог создать более 4 миллионов рабочих мест, а Обама в основном только сохраняет существующие. Да и создавать их бессмысленно — пассионариев труда для новых рабочих мест просто физически нет. В принципе в США давно уже отсутствует лишний пролетариат. Даже во времена экономического бума численность рабочего класса США не достигала 10 миллионов человек. Да и трудовое законодательство делает производство непосредственно в США «золотым». Сейчас рынок труда может развиваться только в двух сегментах – менеджмент и сфера обслуживания.
Менталитет и профессионализм современного американского безработного принципиально отличается от безработного эпохи Великой Депрессии. Кроме того индустриализация Соединенных Штатов сейчас невозможна, хотя бы по причинам ее экономической неэффективности. Вот и приходиться спасать банки, поощрять развитие сырьевых и бумажных спекуляций. И главное — финансировать «спасение демократии» в горячих точках. Таким образом, реформы Рузвельта и Обамы близки только по духу, а по содержанию разнятся, как эпохи их породившие.
Фигура Рузвельта и его Новый курс привлекают не только американских политиков. В мае 2006 года в своем ежегодном послании Федеральному собранию, Владимир Путин процитировал Рузвельта, говоря о борьбе с чиновниками и бизнесменами, которые занимаются личным обогащением в обход законов. «Мы наступали кое-кому на больные мозоли и будем наступать впредь. Это мозоли тех, кто стремится к личному обогащению за счет благосостояния людей, — заявил тогда Путин, отметив, что об этом говорил еще Франклин Делано Рузвельт в 1934 году. — Хорошие слова, жаль, что не я придумал». А в этом году на встрече с медиамагнатами Путин провел параллели между собой и Рузвельтом в плане политического долгожительства.
В 2003 году на конференции «Уроки «Нового курса» для современной России и всего мира» Владислав Сурков сравнил Путина и Рузвельта: «Так же, как в свое время Рузвельт, сегодня Путин вынужден и должен укреплять административное управление и в максимальной степени использовать потенциал президентской власти ради преодоления кризиса… Идеи и эмоции, которые, как мне кажется, сегодня приводят в движение наше общество, удивительно созвучны тем идеям и тем эмоциям, которые двигали Америкой в эпоху Франклина Рузвельта».
И это не только красивая аллегория. Элементы кейнсианства, в здоровом смысле этого термина, можно найти в финансовой политики Путина и во время его президентства и во время премьерства. А временно забытые Национальные проекты по наращиванию «человеческого капитала» в некоторых аспектах перекликаются с Новым курсом.
Опубликовано: Terra America East:
