ФОТО: Полицейские используют слезоточивый газ против протестующих: .
Вячеслав Тельбизов
Продолжающиеся с конца сентября нынешнего года выступления сянганских студентов не только стали самой крупной акцией гражданского неповиновения в КНР за последние 10 с лишним лет, но и удачно дополнили «паззл» социальной структуры протестного движения в стране. До этого открыто и более-менее массово выражали недовольство политикой местных и центральных властей лишь жители сельских общин и небольших городов. Их требования не выходили за рамки «шкурного» экономизма[i], а иногда были явно инспирированы представителями бизнеса или криминала для давления на власть[ii].
Включившаяся же в противостояние курсу партийно-государственной власти Китая гонконгская интеллигенция выдвигает преимущественно политические требования (в частности, изменение системы выборов руководства специального административного района с косвенной на прямую, борьбы с коррупцией и т.п.). Политические ожидания, внутренние идеологические интенции студентов и «белых воротничков» при всей высокопарности и абстрактности, а, точнее, благодаря этим качествам, становятся своего рода «лингва франка», одинаково подходящим как для социальных низов, так и для недовольных существующим положением представителей имущих слоев общества. Вопрос лишь в том, кто именно использует в своих целях энергию протеста интеллигенции?
Социально-экономическую и классовую основу, нюансы структуры крепнущего ныне в Китае гражданского протеста, а также его «направляющие силы» только предстоит изучить. С сугубо эмпирической точки зрения, однако, можно с уверенностью констатировать, что ситуация, подобная нынешней, уже складывалась в КНР в конце 90-х годов XX века.
Образовавшаяся в стране к середине 90-х годов из-за перетока рабочей силы с убыточных государственных на частные предприятия огромная армия безработных стала благодатной почвой для роста социальных протестов. Только в 1997 году в Китае имело место 22 тыс. выступлений рабочих (от мирных демонстраций до столкновений с полицией и армией), а за три квартала 1998 года эта цифра увеличилась на 20%[iii]. Недовольство крестьян условиями жизни и аграрной политикой государства тоже вылилось в серьезные массовые акции. По информации западных СМИ, в нескольких волостях провинции Хунань протестующим удалось, используя лозунг борьбы с коррупцией и с «чиновниками-взяточниками», даже сколотить многочисленные и хорошо организованные боевые группировки сельских жителей[iv].
Противоположный фланг гражданского протеста составили тогда индивидуальные предприниматели, владельцы и менеджмент частных предприятий, а также другие представители буржуазии и обслуживающих ее интересы групп. Проводимый руководством страны с конца 70-х годов курс на развитие рыночных реформ к 90-м годам сделал актуальным вопрос о роли и формах участия в политической жизни страны этих общественных слоев[v]. Молодой класс собственников нуждался в кардинальном расширении своего представительства в органах партийной и государственной власти. Этим целям удачно послужило диссидентское движение внутри страны и за рубежом: ведь одними из основных его лозунгов были такие, как разделение функций партии и правительства на всех уровнях власти, обеспечение выборность и сменяемость политического руководства и другие подобные требования, выполнение которых облегчило бы вхождение имущих слоев населения во властные структуры[vi].
Руководство КНР тогда не посчитало целесообразным реагировать на протест молодой национальной буржуазии теми административными и репрессивными мерами, которыми оно расправилось с крестьянскими и рабочими выступлениями. Вместо этого власть КНР фактически согласилась с требованиями собственников средств производства, хотя, разумеется, не в тех формах, в которых они выражались протестующими: был запущен процесс идеологической и правовой легализации участия новых социальных слоев в политической жизни страны.
1 июля 2001 года на торжественном собрании, посвященном 80-летию образования КПК, проблема изменений в структуре китайского общества была впервые поднята на высоком уровне. Председатель КНР и генсек ЦК КПК Цзян Цзэминь в своей речи обратил внимание слушателей, что в стране появились «новые социальные слои» – «предприниматели и технический персонал научно-технических предприятий негосударственной собственности, управленческий и технический персонал компаний с иностранным капиталом, индивидуальные предприниматели, хозяева частных предприятий, сотрудники посреднических структур, лица свободных профессий»[vii]. При этом китайский лидер подчеркнул, что «нельзя упрощенно брать за критерий наличие состояния или его размеры у конкретного человека, чтобы говорить о нем как о передовом или отсталом в политическом отношении. Критерием должна стать идейно-политическая зрелость, а также то, какими способами человек нажил богатство, как оно им используется и какой вклад делает этот человек в строительство социализма с китайской спецификой»[viii].
Индульгенция частным собственникам была, таким образом, дана. А на XVI съезде КПК (8–14 ноября 2002 года) в политическую и юридическую практику страны был официально введен выдвинутый Цзян Цзэминем еще три года назад лозунг «тройного представительства», заключивший в себя призыв к партийно-государственным органам «представлять требования <…> самых широких народных масс страны»[ix]. Первая статья доработанного Устава КПК предусматривала теперь возможность приема в партию не только рабочих, крестьян, военнослужащих, интеллигенции, но и «передовых представителей других социальных слоев». При этом требования к последним Устав предъявлял самые элементарные: признавать программные документы партии, активно участвовать в работе партийной организации, выполнять решения органов партии и в срок платить взносы.
Таким образом, протестные события в КНР конца 90-х – начала 2000-х годов стали своего рода авангардным боем зарождавшейся китайской буржуазии за свои права. И победа в этой схватке осталась на стороне нового общественного класса: власть выполнила его основное требование, допустив к принятию политических решений. Кроме того, законодательная фиксация политического и правового равенства буржуазии с другими слоями китайского общества стала первым шагом к таким важнейшим для судьбы частного капитала решениям, как поправка к Конституции КНР от 2004 года, объявившей частную собственность «неприкосновенной», и закон «О вещных правах» от 2007 года.
Насколько связаны с дальнейшим ростом классового самосознания китайской буржуазии нынешние акции неповиновения сянганских студентов, судить пока можно лишь с осторожностью. Однако выдвинуть гипотезу о наличии такой связи есть все основания. Политико-юридическое признание прав буржуазии КНР ускорило ее классовую консолидацию, которая успешно завершилась ко второму десятилетию нынешнего века. Однако теперь внутри слоя собственников закономерно набирают силы противоречия между различными группировками и «центрами силы». В первую очередь эти противоречия проявляются по линии «пропекинских» и «местных» групп. И то, что в рамках этого процесса первым масштабно выступил именно Гонконг, вполне закономерно. Сянган освободился от власти Британии и вошел в состав КНР только в 1997 году, институт частной собственности развивался на этой территории совершенно иначе, нежели в «материковом» Китае, а местная буржуазия в связи с особым экономическим и правовым статусом региона очень слабо встроена в общекитайскую систему взаимоотношений бизнеса и власти.
Персонифицирован этот конфликт оказался в личностях сянганского предпринимателя и медиамагната Джимми Лая, который, по данным китайских СМИ, спонсирует акции протеста, и нынешнего главы администрации Лян Чжэньина, на которого как на ставленника Пекина направлено основное недовольство протестующих. А на политический язык «перевели» его лозунги вышедших на улицы студентов о необходимости заменить систему выборов руководства Гонконга через, как считается, подконтрольных центральной власти выборщиков системой прямых выборов.
Как поведет себя руководство КНР в сложившейся ситуации, сделает ли дальнейшие шаги по ослаблению контроля над бизнесом или подавит «регионалов» с той или иной степенью жесткости, покажет время.
Примечание
[i] Например, выступление в Дунчжоу осенью 2005 года крестьян, недовольных безвозмездным изъятием у них прав на землю, или столкновения жителей с представителями правопорядка в Чжушани весной 2007 из-за подъема городской транспортной компанией платы за проезд.
[ii] Например, инцидент в Дунсине осенью 2012 года, где контрабандисты в ответ на жесткое задержание таможенниками одного из них «вывели» на улицы горожан.
[iii] Фачжи жибао, 22.02.1999.
[iv] New York Times, 02.02.1999.
[v] Чтобы дать представление о масштабах усиления буржуазии, достаточно указать, что с начала 80-х годов «прирост» частного бизнеса в Китае составлял примерно 20% в год. [Чжунго сяньцзедуань цзецзи цзецэн яньцзю (Исследование классовой и стратификационной структуры современного Китая). Пекин, 2002. С.262-263].
[vi] Подробней см. Тельбизов В.В. Стратегия модернизации политической системы КНР: идеология и основные направления (1989-2003 гг.). Диссертация на соискание ученой степени кандидата политических наук. Москва, 2009.
[vii] Цзян Цзэминь. Цзай цинчжу чжунго гунчаньдан чэнли баши чжоунянь дахуэйшан дэ цзянхуа (Речь на торжественном собрании по случаю 80-й годовщины со дня создания КПК). Пекин, 2001.
[viii] Жэньминь гунаньбао, 02.07.2001.
[ix] Фачжи жибао, 19.11.2002.
