Публикуется по жур.: Philosophia. 2001. № 5. С. 8–9.
Александр Воробьев
1. Вступление
Россия была языческая, православно-монархическая, коммунистическая. Ни в какое прошлое возврата нет. Поэтому перед нами стоит задача осознать то, что на протяжении столетий делало русских — русскими, а Россию — Россией.
К сожалению, после всех испытаний, заставших Россию врасплох на рубеже третьего тысячелетия, русские люди в массе своей все чаще пытаются спрятать свое безволие и бездеятельность за рассуждениями о том, что «Бог Россию любит», что «Россия, хранимая Господом, перетерпит все испытания». Естественно, после всех этих самоуспокаивающих заявлений мы пришли к тому, что в России сегодня слишком мало людей, способных вытащить ее из грязи[i].
Я полагаю, что следует успокоиться, перестать усердствовать в демонстрации безграничной любви к Богу и перестать безгранично ему доверять, а обратиться к фундаментальной истине социального бытия — Боги не помогают людям в том, что они обязаны сделать сами[ii].
И вот здесь возникает самый важный и трудный вопрос для русского образованного человека, который терзает Россию на протяжении нескольких столетий, — вопрос о необходимости «политической диктатуры».
Ответ на этот вопрос, как всегда, следует начинать искать в истоках ясного и непротиворечивого оформления русского самосознания, в данном случае мы должны обратиться к наследию Карамзина.
2. Карамзин — республиканец и певец абсолютизма
Карамзин, по убеждению большинства исследователей русской социально-политической мысли, принадлежал к числу первых русских консерваторов. На что ясно указывает его творчество и особенно записка «О Древней и Новой России…».
И в то же самое время исследователи творчества Карамзина не перестают удивляться, что «наш первый консерватор» в душе был республиканец и не переставал повторять, что лучшей государственной формой правления он считает республику.
В этом нет ничего удивительного. Ибо порядочный человек в России не может не быть республиканцем. Он не может не восхищаться мужеством тираноборцев или подвигом Муция Сцеволы; он не может не стремиться к политической свободе, которая ОБЯЗАНА, по его глубокому убеждению, нравственно усовершенствовать КАЖДОГО человека. И в то же время, если он до конца честен перед собой и Родиной, то он понимает, что обстоятельства, в которых существует русская государственность, подводят Россию не просто к единодержавию, они приводят ее к политической диктатуре. Ибо только страхом можно удержать того лихого человека, который бродит по бескрайним просторам России[iii].
Мы не будем подробно останавливаться на записке Карамзина. Ясно одно: этот трактат необходимо знать назубок «каждому русскому, собирающемуся во власть, пишущему или говорящему о власти»[iv]. Но, с другой стороны, я не согласен с целым рядом исследователей, которые полагают, что «государственные деятели и политики Запада проходят свой “ликбез”, изучая “Государя” Макиавелли. Нашим… было бы полезно обратиться к “Записке”»[v].
Не согласен потому, что «Записка» Карамзина во многом повторяет «Государя» Макиавелли. Создается впечатление, что Карамзин не просто был знаком с бессмертным произведением великого флорентийца, он его знал наизусть. И умело пересказал вначале сестре Александра I, а затем и императору согласно с обстоятельствами того времени. Поэтому не стоит противопоставлять эти два политических трактата, они во многом тождественны.
3. Карамзин и Макиавелли
Во многих местах своего трактата Карамзин пересказывает взгляды Макиавелли, прямо его не упоминая. Лишь два раза он озвучивает имя того, чье наследие сформировало его политические взгляды:
Весьма показательно, что Карамзин никого больше в записке не цитирует. Это очень важно запомнить.
Поразительно, но связь «Записки» Карамзина и «Государя» Макиавелли осталась незамеченной всеми (!) исследователями творчества Карамзина, а их было немало.
Карамзин не просто сходится во многих своих суждениях с Макиавелли, он повторяет его во многом (если не во всем). Центральные идеи этих двух трактатов тождественны друг другу.
Карамзин их так очевидно прописал, что они не остались незамеченными не любившим его первым публикатором «Записки» — Пыпину, который абсолютно правильно указал основные принципы, лежащие в основании «Записки» Карамзина.
- Россия сильна единодержавной властью («Основная тема “Записки” — доказать, что все величие, вся судьба России заключается в развитии и могуществе самодержавия, что Россия процветала, когда оно было сильно, и падала, когда оно ослабевало… в настоящую минуту России ничего не нужно больше, что либеральные реформы только вредны, что нужна только “патриархальная власть” и “добродетель”»[viii].
- Государь должен опираться на страх («Он [Карамзин] стоит на том, что “в России государь есть живой закон”, что “в монархе российском соединяются все власти; наше правление есть отеческое, патриархальное”, и главным средством власти указывает награды и в особенности наказания, ссылаясь на слова Макиавеля, что “страх гораздо действительнее, гораздо обыкновеннее всех иных побуждений для смертных”»[ix].
Карамзин прекрасно отдавал себе отчет в этом. Он знал, что социальная иерархия «замешена» на страхе и без этого нельзя. Правитель должен принуждать своих подчиненных, а иногда и «бить» их, если они развратились, но бить любя (как бьет «гулящую жену» любящий муж). Вот в чем состоит основная задача правителя. И в то же время Карамзин понимал, что общество состоит из людей, которые являются людьми лишь только тогда, когда дорожат своим человеческим достоинством. Но он не знал, как совместить все это в сердце «начальника». Поэтому отказался в 1811 году от заманчивого предложения сестры императора Александра I, великой княгини Екатерины Павловны, занять пост губернатора Твери, аргументируя это тем, что, став губернатором, «он будет или плохим историком, или дурным губернатором и что он никогда не готовил себя к этой должности»[x]. Николай Михайлович прекрасно понимал, что начальник должен «держать» своих подчиненных в страхе, чему следовал «либерал» Сперанский. Карамзин же понимал, что на это не способен, трезво оценивая свои возможности.
Карамзин был скорее теоретиком самодержавия, чем практиком.
Теперь понятно, что, несмотря на «утонченное» деление единодержавия на самодержавие, тиранию и прочее, Карамзин склонялся в решении основного вопроса социального бытия в России к политической диктатуре. Он совершенно справедливо полагал, что в России власть обязана ограничивать разнузданность и ненасытность ничтожного числа честолюбцев. Только политическая диктатура способна сделать человека добродетельным и «принудить» его беречь свое достоинство, ибо политическая диктатура спасает общество от развращения и безрассудного бесстрашия.
4. Сперанский
Несмотря на сформировавшееся мнение о Сперанском как о враге единодержавия в России, мы вынуждены причислить его, условно говоря, к практикам самодержавия. Эволюция социально-политических взглядов Сперанского прошла от бумажных проектов через опалу и ссылку к суровой действительности (справедливости).
Сперанский обладал многими талантами.
Несмотря на чрезмерную любовь «гнуть спину перед начальником» и подхалимажную натуру, он все же иногда вел себя и мыслил достойно, по-русски. Так, в заметке «“Об образе правления” (1804) он смело выразил парадоксальную мысль, что всякая социальная структура есть деспотизм[xi] и “что различие образов правления деспотического и республиканского состоит только в словах”»[xii], [xiii].
Находясь в ссылке и столкнувшись с произволом местных властей, с неисполнительностью чиновников, с торжеством складывающихся обстоятельств над любыми законами и указаниями «из Петербурга», Сперанский понял, что России нужна сильная политическая власть. Что воля ее правителя не должна ничем ограничиваться. Он ясно осознал, что все вопросы, которые он так изящно разрешил на бумаге, остались решенными только на ней, а жизнь вносит свои суровые коррективы.
Поэтому, управляя вначале Пермью, а затем став губернатором Сибири, он отошел от своей привычки следовать во всем букве закона и стал решать дела по совести, т. е. согласно обстоятельствам, сложившимися в данном регионе в данное время.
Он также осознал, что только страх способен заставить людей добросовестно выполнять свои обязанности (работать). Поэтому держал подвластный ему чиновничий аппарат в страхе (!).
После того как Сперанский через опалу и ссылку «добрался» до базовых принципов русского социального бытия (единодержавия и страха), он сблизился с Карамзиным и сделал еще очень много для русской государственности. И самое главное, прекратил попытки введения в России Конституции. Ибо, я надеюсь, понял, что Конституция в Россию проникает лишь «на плечах» ее захватчиков (1610 г., Сперанский, наша…).
5. Диктатура…
И в наше время русская мысль после непродуктивных рассуждений о «свободе», «терпимости» и «истинной демократичности» все чаще обращается к утверждению политической диктатуры. Ибо мы зашли в постперестроечной терпимости так далеко, что превратили свою Родину в дом терпимости, т. е. БОРДЕЛЬ. И сегодня уже не приходится объяснять, что верховная власть — не только стержень любого общества, но она всегда «по своему внутреннему властному содержанию» самодержавна. А «термин “Самодержавие” является исторически русским синонимом власти вообще». Поэтому «нам нужен особый, временный период управления — период диктатуры восстановления государственности»[xiv].
6. Итог
Подведем итог. Обстоятельства, в которых мы вынуждены сегодня существовать, оставляют нам альтернативы:
- либо диктат капитала;
- либо политическая диктатура.
Как первое, так и второе имеет много минусов. Я не буду на них останавливаться. Понятно, что как первое, так и второе всегда будут осуществлять насилие над конкретным человеком. Но если политическая диктатура, бичуя своеволие своих подданных, принуждает их к взаимопомощи и человечности, то диктат капитала развращает человека до состояния лакея. Ленин в свое время замечательно подметил, что лакей и раб не одно и то же. Если раб находит в себе мужество протестовать против своих угнетателей, то холуй счастлив (!) от того, что может быть холуем. А «лакейство» несовместимо с самой природой человека[xv].
Ги де Мопассан прекрасно описал формируемый «диктатом капитала» тип человека в рассказе «Господин Жак». Сюжет рассказа прост. Некий либеральный тип показывает рассказчику, «каких высот он достиг в жизни». Проводя рассказчика по своему борделю, он пытается его удивить интерьером кабинетов и высокой рыночной стоимостью своих девочек. А потом говорит: «Вот видишь, чего я достиг. А с чего начинал? Ведь у меня были только жена и дочь!»
Поэтому не стоит переживать по поводу перечисленных выше двух альтернатив. Нужно их осознать, принять и действовать в очерченных социальным бытием границах.
__________
[i] См.: Сегень А.Ю. Когда наши играют в футбол, я переживаю, будто решается моя судьба… // Роман-журнал XXI век. 2001. № 3. С. 4.
[ii] Гомер. Илиада. Или: Бог помогает тому, кто сам себе помогает.
[iii] Знаменитые слова Победоносцева.
[iv] См.: Пивоваров Ю.С. Государство, русское государство, русская мысль // «Государство» в русской политической мысли: Пробл.-темат. сб. М.: ИНИОН РАН, 2000. (Политическая наука. 2000. № 2). С. 21.
[v] Пивоваров Ю.С. Государство, русское государство, русская мысль // «Государство» в русской политической мысли: Пробл.-темат. сб. М.: ИНИОН РАН, 2000. (Политическая наука. 2000. № 2). С. 22.
[vi] Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: Н.М. Карамзин / Под ред. А.А. Ширинянца; Сост. Д.В. Ермашов, А.В. Пролубников, А.А. Ширинянц. М., 2001. С. 114.
[vii] Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: Н.М. Карамзин / Под ред. А.А. Ширинянца; Сост. Д.В. Ермашов, А.В. Пролубников, А.А. Ширинянц. М., 2001. С. 139.
[viii] Пыпин А.Н. Карамзин. Записка о древней и новой России // Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. Исторические очерки. Изд. 4-е. СПб., 1908. С. 216.
[ix] Пыпин А.Н. Карамзин. Записка о древней и новой России // Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. Исторические очерки. Изд. 4-е. СПб., 1908. С. 245.
[x] Сегень А.Ю. История создания и публикации трактата «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» // Литературная учеба. 1988. № 4.
[xi] Сходные мысли развивал в XVIII веке Симон-Никола-Анри Ленге, публицист и адвокат, автор популярной в XVIII веке «Теории гражданских законов», писавший: «Общество — обширная тюрьма, где свободны только те, кто сторожат заключенных». Парадоксы этого поклонника Руссо не понравились Робеспьеру, и Ленге кончил век на гильотине.
[xii] Сперанский М.М. Проекты и записки. М.; Л., 1961. С. 142.
[xiii] Фрагмент и предыдущие две сноски приведены по кн.: Лотман Ю.М. «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» Карамзина — памятник русской публицистики начала XIX века // Литературная учеба. 1988. № 4. С. 134.
[xiv] См.: Смолин М. «Апология русского империализма» // Роман-журнал XXI век. 2001. № 3. С. 101.
[xv] Успенский Глеб. «Выпрямила» (Отрывок из записок Тяпушкина) // Успенский Г. Собрание сочинений: В 9 т. М., 1955–1957.
