Опубликовано: ЖЖ Юрия Шушкевича.
Юрий Шушкевич
Человеческой свободы повсеместно в мире с каждым годом становится всё меньше, однако в её поисках люди по-старинке обращают взор к закатному краю. Увы, Запад уже не выручает: там становится слишком тесно, то есть исчезает необходимое для персональной свободы пространство, а всякая попытка продолжить движение с географической неизбежностью выводит вновь на Восток, где условие выживания и различимости в бесконечной и безгласной толпе — только личная доблесть и «вечный бой». Отважиться на которые — удел немногих.
Содержательный выход из подобной коллизии состоит в радикальном преображении и попытке приблизиться к Царству Божию, что с очевидностью произойдёт нескоро и не всеми будет поддержано. Поэтому старое человечество, подобно гигантскому рыбному косяку, устремляющемуся из океана в тесную реку, чтобы умереть в её пресной воде, в погоне за исчезающим либеральным идеалом будет рваться к закатному берегу — приветствовать и встречать неотвратимый конец.
Толпы мигрантов всех племён и пород, стекающихся в Европу, — о, поверьте, это только начало!
Великий кубинский композитор Эрнесто Лекуона в 1929 году создал мелодию, предназначение которой, очень на то похоже,- удержать трепетную закатную красоту на очередной крайний миг, помочь вступившему в её пределы невозмутимо, покорно и, по возможности, без тоски и сожаления слиться с закатом. Иначе — красиво уйти, когда нет сил меняться и вступать в неведомые и пугающие поединки.
Так что вот она — самая западная из всех западных мелодий, слушайте!
За роялем — другой великий кубинец, Франк Фернандес.
На сей счёт имеются два лирических отрывка из моей повести «Пристань живых» (http://lit.lib.ru/s/shushkevich/text_0120.shtml):
— Я музыкант неважный, расскажите!
— Ну вот вам простой пример, от которого проведём логическую цепочку. Скажем, вы обыватель: пусть и простой, но с гражданским чувством и образованием, живёте в царскую эпоху, и вас совершенно несправедливо и нагло обижает какой-нибудь полицейский пристав, подкупленный соседом-лавочником, и обида эта не разовая, а будет длиться вечно, вы знаете доподлинно. А бороться не можете — либо боитесь, либо сил нет у вас. Или, скажем, обижают вас в эпоху более позднюю: завистник строчит на вас донос в НКВД и вы оказываетесь под угрозой ареста. Для вашей новейшей эпохи, откуда вы пожаловали, сами что-нибудь подобное сочините, связанное с такой же сильной и вопиющей несправедливостью. Итак, что вы предпримите, если у вас нет возможности бороться, но есть возможность своё положение изменить?
— Придумаю тогда какой-нибудь окольный путь для борьбы с беспределом…
— Нет, мы же договорились, что бороться нельзя — ни прямо, ни опосредованно. Итак, ваши действия?
— Перееду в другое место.
— Отлично! Только вот место, в которое вы переедете, будет не в соседнем уезде, где всё точно так же обстоит, а за границей. За границей! И не в неведомый Китай вы отправитесь, а прямиком на Запад — в Германию ли, Англию, Америку… Хотя человек вы умный и догадываетесь, что и там попадаются негодные приставы, доносчики и негодяи. Тем не менее, вы туда поспешите — и знаете почему? Потому, что по здравом рассуждении вы придёте к выводу, что если уж и «там» вас обидят — то всё, вариантов для нового побега нет, придётся терпеть и как-нибудь выживать. А почему здесь не пытались потерпеть и повыживать? Да потому, что слаб духом человек, особенно когда имеется представление, что его беды могут быть преодолены простым перемещением в пространстве за склонением солнца!
— Хорошо, но причём тут музыка?
— При том, что переместившись за солнцем в закатный край, человек лишается надежды что-либо ещё раз изменить, и потому отныне вынужден терпеть. Это не смертельно, терпение многим обогащает, однако жить без великой надежды, которая прежде была с тобой — ох как это непросто! И в западной музыке подобное в полной мере отражено — умение страдать и веселиться с тем, что пребывает исключительно при тебе, то есть без надежды! У Моцарта, если помните, повсеместно, даже в самых светлых произведениях рассыпаны ноты безысходности и смерти. То же у Бетховена, у Паганини, Шопен целиком соткан из них… Мы играем джаз, который вроде бы весел и энергичен, а на деле — мы импровизируем переписанными в обратном порядке моцартовскими гармониями, где прежние ноты смерти перетекли в аккорды бодрости и наслаждения, энергично и изящно бегущие по кругу, выхода из которого по-прежнему нет! Послушайте, как мои орлы наяривают «Ля Компарсу» кубинца Лекуоны — там словно многоликая толпа марионеток шатается из стороны в сторону красиво и томно, все пребывают в наслаждении от этой завораживающей красоты, но за очерченный круг не способен вырваться никто!
….
….
…Затем, обернувшись к Шахматову, [он] рассмеялся:
— Не ждали? Знаю, вы ждали другую вещь, от которой прежде ваши глаза горели в изумлении! Сгинувшие ребята мои больше её не исполнят, поэтому я за себя сыграю на бис!.. Итак, «Ля Компарса»! Та самая «La Comparsa» Лекуоны, самая западная из всей западной музыки вещь, поскольку красиво и честно рассказывает, что за линию заката уйти не дано никому, и потому надо просто радоваться мгновениям бесконечного карнавала, в который при лучшем для людей исходе перетекает жизнь, когда будущего нет!
Зазвучала и понеслась знакомая мелодия, сотканная из взрывных аккордов и постоянно возобновляемых крещендо, которые виртуозному Корневскому удавалось выделывать из буквально считанных нот, словно он подбирал и с отчаянной силой вбрасывал в окружающее пространство все без исключения крупицы земной гармонии и нерастраченной задиристой стати.
— Та-та, та-та-та.. Ля-ля, тара-тата… Не грустите, Шахматов, принимайте жизнь такой, какой она есть, получайте удовольствие от каждого её мига, от каждого поворота, наслаждайтесь, пока это ещё возможно! Тара-тата, тара-тата… Помните, что все человеческие идеи — это лишь красивые выдумки, в союзе с которыми людям проще переносить тяготы бытия! Э-эх!… Пам-пам… Пара-пам-парам! А теперь берегитесь, Шахматов, убегайте отсюда! Да не стойте же вы как истукан, бегите немедленно, бегите же!..
Если же, в отличие от героя «Пристани…», бежать вам покамест рано, некуда или же планы имеются другие — то вот напоследок ещё несколько волнующих интерпретаций: