В обозримом будущем противостояние с Западом усилится, но Третьей мировой не прозойдёт. Украинские националисты возьмут курс на максимальное сближение с Россией. А ближайшие перспективы России простираются от «благородной диктатуры» до нового Серебряного века.
Интервью с экономистом, футурологом и писателем Юрием ШУШКЕВИЧЕМ.
ЦСК: Юрий Анатольевич, ваш взгляд на будущее, основанный на взаимодействии и постоянной борьбе разнообразных стихий и идей, всегда вызывал интерес и выделялся на фоне гладких и линейных прогнозов. Более пяти лет назад в книге «Футурология кризиса» вы выступили с рядом резонансных предсказаний, многие из которых сбылись или сбываются в настоящее время. Сегодня, когда отмечается семидесятилетие окончания самой страшной из войн, дух противоборства вновь захватывает мир. Многое, что ещё вчера казалось вечным, меняется на глазах. Есть ли в этой связи у вас какие-то новые прогнозы по поводу того, что нас ждёт?
Ю.Ш.: Мир действительно начал меняться, и меняться катастрофично. Но и «Футурология кризиса» открывалась главой, которая имела название «Мир на пороге перемен». Хотя глава эта писалась в далёком 2009 году, общий прогноз не становится другим. Главным моментом в нём является то, что драйвером мировых процессов в ближайшие десятилетия будет являться формирование и утверждение невиданного прежде общественного строя, которому я дал название «технократический социализм». Правда, никаких приятных коннотаций с нашим старым добрым советским социализмом здесь возникать не должно — речь идёт о тоталитарном строе, при котором в условиях невиданного развития производительных сил и технологий люди становятся как бы не очень и нужны — ну а коль скоро так, то общественный договор делается принципиально иным: государство-корпорация принимает человека под свой, так сказать, омофор, гарантируя ему источники бытия — работу, страховку и электронный идентификатор, без которого скоро нельзя будет на улицу выйти, — предполагая, что взамен человек станет законопослушным функциональным винтиком со стандартным набором потребностей и с чипом в голове — разумеется, как ему объяснят, для его же удобства. И если все прежние исторические общественные системы так или иначе строились для решения задачи увеличения производства и накопления богатства, то для нового строя задача подобного рода решена навсегда. Главнейшей задачей этого нового строя станет утилизация свободного человеческого времени.
ЦСК: Насколько я помню, в «Футурологии кризиса» вы утверждали, что технократический социализм формируется на Западе, в странах так называемого «золотого миллиарда». Это так?
Ю.Ш.: Не совсем. Запад, как водится, лишь шагает впереди, а данный процесс, увы, касается всех. Не потому, что Запад плохой и злой, а просто в силу того, что других осознанных идей у человечества сегодня попросту нет. И если альтернативных идей не появится, то и Россия, и Китай, и исламский мир с некоторой лишь задержкой придут к тому же точно состоянию.
ЦСК: С последним утверждением многие на захотят согласиться. Ведь те же Россия, Китай и мир ислама — антиподы Запада, потенциальные центры многополярного миропорядка…
Ю.Ш.: Чтобы альтернативного миропорядка достичь, мало провозглашать, что мы-де идём особенным путём, надо ещё придумать такую экономику, такую систему общественных отношений и государственной власти, при которых технический уровень производительных сил окажется не хуже, чем у «супостатов», а вот человеческий потенциал будет не нивелироваться и затираться, а сумеет раскрыться в полной мере. Если уже упоминавшееся мной свободное время людей не «утилизировать», а сделать основой совершенно нового, яркого и прекрасного бытия — то в этом случае мы однозначно победим. Что бы ни писали фантасты, человек всегда победит киборга, для меня это аксиома.
ЦСК: В преддверии 70-летнего юбилея нашей Великой Победы слова о том, что человечеству будет нужна победа в ещё одной схватке, звучат тревожно. Думаете, что предстоит серьёзная война? Каков ваш прогноз о вероятности Третьей мировой?
Ю.Ш.: Не дай Бог! Вторая мировая была самой страшной из всех войн, и больше подобных ей не будет. Доказать это утверждение легко: сегодня ни одна из сверхдержав не в состоянии сколь либо продолжительное время выдерживать хотя бы малую долю того напряжения и той боли, которыми сопровождалась, скажем, Сталинградская битва. И не потому, что «не богатыри», — просто в условиях наличия ядерного оружия никто не будет терпеть. Так что в обозримой перспективе, пока сверхдержавами управляют именно живые люди, а не киборги, о грандиозной предстоящей битве можно не мечтать, руководители сверхдержав её либо не допустят, либо пресекут, сразу нажав на ядерную кнопку. Худшее, что ждёт человечество — это ядерная катастрофа, но это, извините, будет не битва, а высокотехнологичное самоубийство. Армагеддон уже состоялся, и состоялся он именно под Сталинградом.
ЦСК: Американские протестанты и часть иудейских толкователей считают, напротив, что Армагеддон как раз ещё предстоит, при этом прозрачно намекая, что согласно пророчествам на стороне сил зла выступит «северный князь Рош», то есть Российская Федерация. Да и признаков того, что ведущие страны мира вовсю готовятся к Третьей мировой, сегодня предостаточно…
Ю.Ш.: Оставим эти трактовки на совести тех, кто их делает. Армагеддон состоялся в Сталинграде, и нового быть не может, поскольку сегодня то совершенно нечеловеческое напряжение, которое сжигало там людей на протяжении долгих шести месяцев, когда за среднестатистический день гибло с обеих сторон 15 тысяч, то есть каждые шесть секунд кто-то погибал, — в современных условиях просто невозможно повторить. Ну а коль скоро мы вторглись в область мистики, то нелишне будет напомнить, что вскоре после того сталинградского Армагеддона мир, по-видимому, познакомился с самим Антихристом.
ЦСК: Почему только «после»? Ведь антихристом считали и Гитлера, и Сталина.
Ю.Ш.: Это не так, потому что и Гитлер, и Сталин были богоборцами, в то время как Антихрист — личина и имитатор Бога, скрывающий свои чёрные дела за проповедью якобы добра. Антихрист не должен быть узнан, разве что по отметинам, понятным посвящённым. И ещё дела его, бесконечно чёрные и гибельные, основной массой людей должны восприниматься позитивно. Личность с такими характеристиками существовала, при этом сразу же некоторыми из современников была названа Антихристом. При этом огромное число других людей оказались в восторге от её дел, а ещё большее — вовсю пользуется их плодами до сих пор.
ЦСК: И кто же это?
Ю.Ш.: Гарри Эс Труман, 33-й президент США. Нужный знак заключён в его фамилии, которая звучит как «истинный» или «совершенный человек». А в англоязычной традиции истинный человек — это одно из определений Иисуса Христа. Порядковый номер президентства тоже о многом говорит. Ну а что касается дел, судите сами: две атомные бомбардировки Японии и третья, совершенно чудовищная, уготованная СССР, спланированная и подписанная в конце 1949 года… В 1945 году — невероятно резкое изменение курса и объявление державы, спасшей мир, одержавшей верх в кровавой битве добра и зла, объявление страны, которой реально симпатизировала тогда большая часть населения планеты, самым злейшим из врагов, не менее ста миллионов жителей которой должны быть превращены в атомный пепел! Добавим сюда разжигание гражданской войны в Китае, учреждение НАТО, старт корейской бойне, превращение, наконец, Америки из страны свободных и порядочных людей в мирового жандарма… Перечень подобного рода дел можно продолжать, если бы не опасность дать волю эмоциям! Ну а рассуждая без эмоций, мы видим, как именно при Трумане окончательно оформилось и засверкало роскошное здание фальшивой американской мечты, экономика кажущегося изобилия, весь этот идущий от древних протестантских пророчеств «сверкающий город на холме», о котором затем любил откровенничать Рональд Рейган. А ведь здание это, как уже все, похоже, понимают сегодня — это фейк, мираж, механизм самообмана, который поддерживает сам себя, опираясь на виртуальную валюту… Как ни крути, но именно в годы президентства Трумана Америка вполне вошла, а остальное человечество где стало входить, а где — начало движение по направлению к принципиально новому миру — к миру, который я бы поостерёгся назвать миром человеческим. И что самое главное — этому движению практически не было альтернатив, поскольку грандиозный советский проект к тому времени уже вовсю ветшал и сдувался, и ничего даже отдалённо способного его заменить на горизонте не наблюдалось.
ЦСК: Утверждение столь же сильное, сколь и спорное. Послевоенные годы, действительно, были расцветом Америки. Однако сегодня американский проект тоже ветшает на глазах, со дня на день американский доллар может прекратить своё более чем столетнее ралли, и тогда Америка с неизбежностью рухнет в состоянии провинциализма. А мировой центр на глазах всё увереннее смещается в сторону Азии.
Ю.Ш.: Увы, не всё так просто. Та модель, которую я назвал американской, американской является лишь по месту своего окончательного воплощения в эпоху 33-го президента США. И даже «западной» в полной мере назвать её нельзя. Человечество в самом широком понимании шло к ней на протяжении столетий, лучшие умы работали над её приближением. Понимаете, это очень глубокий, в какой-то степени даже экзистенциальный вопрос. Когда люди решили, что разделение труда — это благо и прогресс, на карте времён — скажем так — появилась остановка, которой гениальный Оруэлл дал имя «1984», а я по собственному скромному разумению называю «технократическим социализмом». Проходят века, и состав цивилизации прибывает именно на эту остановку.
Были ли у людей другие варианты? Думаю, что нет, поскольку разделение труда, технологии управления редуцированным простым трудом являлись естественным условием развития производительных сил, условием преодоления нужды и невежества. Однако сегодня мы видим, что то, чем восхищались деятели эпохи Просвещения и восторгался Адам Смит, прямой дорогой ведёт людей в общество, где человек впервые в своей истории оказывается совершенно не нужен. Точнее, ценность приобретает тот или иной образ человека — в корпоративной ли иерархии или в компьютерном соединении, — но именно образ, то есть не целостность, не внутренняя бесконечная его суть, которая уже сегодня мало кого интересует и почти никому не нужна. При этом производительные силы, которые уже весьма скоро начнут функционировать без участия нас с вами, с лёгкостью сумеют поддерживать биологическое существование людей, препоручив существование социальное соответствующим институтам. А последние, рано или поздно проникнувшись идеями экологии или термодинамики, зададутся вопросом — а для чего столько-то миллиардов бывших Homo пыхтят там в своих ячейках? Не проще ли и не экономней будет свести все их навыки и остатки знаний в некий нано-организм или даже нано-механизм, который и заменит человечество — как писал об этом Владимир Кишинец? И тогда последние из Homo просто заснут сладким сном эвтаназии, уверенные в том, что отныне эта нано-субстанция будет вечно нести их имена в звёздных просторах?
Так что мистическое определение 33-го президента США, которое я привёл, — не обзываловка, а медицинский, как принято говорить, факт. Именно при нём человечество осознанно и со всей страстью духа вступило на путь самоуничтожения, открыло двери Конца света. И даже если Америка в силу тех или иных причин однажды рухнет, процесс данный будет продолжаться.
ЦСК: В случае коллапса Америки кто встанет во главе этого процесса? Объединённая Европа?
Ю.Ш.: Не удивляйтесь, но очень велики шансы на то, что этот процесс возглавит Россия.
ЦСК: Звучит невероятно, поясните!
Ю.Ш.: Повторюсь тогда ещё раз: процесс «обесчеловечивания» производительных сил — хотя и объективная реальность, но реальность, воплощение которой требует известных амбиций и воли. Так вот, если Америку вывести из процесса, то окажется, что ближайшие по силе амбиции и воля имеются только у нас. И у нас весьма многие это понимают.
ЦСК: Фамилии назовёте?
Ю.Ш.: В этом нет необходимости. Почитайте внимательно правительственную «Стратегию 2020» — многое станет понятным. Но я уверен, что с вероятностью 80–90% Америка устоит — если, конечно, не произойдёт какой-либо невероятной и невиданной доселе природной катастрофы, вроде йеллоустонского извержения. И даже доллар удержится.
ЦСК: При государственном долге в 18 триллионов и невесть каких долгах по линии банков и корпораций?
Ю.Ш.: Размер долга, номинированного в долларах США, не имеет значения. Все, кто предрекает американский крах, считают, что Америка залезла в долги к Будущему, а занимать у Будущего нельзя, поскольку когда оно наступит, оно-де строго спросит, и доллару хана. Америка действительно залезла в долги к Будущему, однако весь фокус в том, что при новом технократическом строе понятие Будущего отменяется! Разве существует Будущее для идеального компьютера, который никогда не ломается? Так и превращённый в компьютерный винтик Homo, которому к тому же биомедицина безмерно продлит жизнь, а уход в небытие сделает по-своему восхитительным и оттого отчасти желанным, ни в каком Будущем не станет нуждаться. Поэтому и отдавать долги не придётся.
ЦСК: От ваших слов хочется схватиться за автомат…
Ю.Ш.: Совершенно нормальное человеческое желание! Только вся беда в том, что с 13 апреля 1945 года мы все живём, как я уже сказал, не в совсем человеческом мире. Если хотите — то в мире, над которым в достаточной мере поработал Антихрист.
ЦСК: Вы имеете в виду день, когда за столом в Овальном кабинете Белого дома воцарился Труман?
Ю.Ш.: Совершенно верно. За считанные дни после того, как Франклин Рузвельт скончался от отравления и был похоронен без вскрытия и с законодательным запретом на эксгумацию в течение 100 лет, Америка из страны по-настоящему свободной и демократической, из страны-мечты, из страны высокой культуры, где на радио одной из популярнейших мелодий была «Рапсодия на темы Паганини» Сергея Рахманинова, мы получили ту Америку, которую знаем сегодня — страну, построенную на антикультуре и обмане чудовищном и совершенно невероятном: когда те, кого обманывают, прекрасно это понимают, однако делают всё, чтобы сохранять обман и всячески поддерживать.
ЦСК: То есть по-вашему выходит, что конец света уже наступил?
Ю.Ш.: Отчасти да. И уничтожение человеческого в человеке, которым вслед за Америкой с увлечением и усердием занимается сегодня большая часть планеты, тому весомое подтверждение.
ЦСК: Обычно, когда люди публично высказывают такие более чем невесёлые мысли, они имеют в запасе несколько, как водится, спасительных вариантов… Вы подобные варианты в своё время предлагали — насколько я помню, именно о них шла речь в другой вашей книге «Параллельная Россия». Тем более, что так подставляться, хронологически точно связывая переход к античеловеческому строю с победным маем 1945-го, юбилей которого мы сегодня отмечаем, допустимо лишь в случае, когда спрятан козырь в рукаве.
Ю.Ш.: Козыри не нужны, когда есть правда. Праздник Девятого мая — святая и трагическая дата, причём её трагизм многогранен. Одна из составляющих трагизма состоит как раз в том, что ожидаемого всеми после завершения войны прекрасного и человечного мира, этой выстраданной «эры милосердия», — не случилось. В том надломе принято винить Сталина — решил, мол, двинуть танки дальше на Запад, поэтому вот Труман с Черчиллем и начали спешно возводить занавес железный… Однако задумайтесь на секунду — могли ли советские люди, прошедшие через такие испытания и жертвы и внутри себя давно решившие, что точка в войне будет поставлена именно в Берлине, согласиться, словно безмозглые пешки, на новую войну и новую кровь? Подобные конструкции возможны только в мозгах либеральных историков, плохо разбирающихся в реальной жизни. Но в отличие от них Сталин в жизни разбирался и понимал, что «пешки» на Ла-Манш просто откажутся идти, как отказались в 1920-м брать Варшаву. Так что пресечение общечеловеческой мечты о послепобедных гармонии и счастье — исключительно на совести западных лидеров. Причем лидеры эти не просто изменили курс «под воздействием обстоятельств» — ибо не одна лишь политика, а всё, совершенно всё мироощущение сделалось другим! Экзистенциально другим оно стало — ведь командующий американскими ВВС генерал Лемей, сжигая Дрезден и Токио, превзошёл самого Гитлера в скорости умерщвления людей, убивая за единицу времени на порядок больше, чем могли убить все нацистские концлагеря, а спустя несколько месяцев уже имел в руках атомное оружие, которое, не задумываясь, сразу же и пустил в дело, — так вот, привычная нам человеческая история вскоре после великого Дня Победы завершилась, как ни печально об этом говорить. Настала эра нечеловеческая.
ЦСК: Из ваших слов напрашивается вывод о том, что спустя сорок шесть лет Советский Союз, пытавшийся «сохранить человечность» пал, проиграв в борьбе именно с «нечеловеческим» строем, восторжествовавшем на Западе?
Ю.Ш.: Это поверхностный взгляд. Верно в нём лишь то, что к встрече с этим нечеловеческим строем мы действительно не были готовы. СССР рухнул, когда этот строй очаровал абсолютное большинство сознательного и активного нашего населения. Причём это очарование было подлинным и искренним. Хотя, не будем забывать, до войны очаровывали именно мы. Несмотря на авторитарный строй, на произвол, репрессии и всё прочее, о чём в мире прекрасно были осведомлены, нашу страну и наш народ любили или хотя бы прислушивались, если любить не удавалось. Мы реально тогда были в авангарде — и не только в части живописи, театра и архитектуры, скорость позитивных перемен у нас в те годы была абсолютно запредельной! Помните, как высказалась Марина Цветаева, которая прекрасно понимала, что происходит «под серпом» и не питала в этой связи ни малейших иллюзий? А сказала она, тем не менее, «Что скучным и некрасивым// Нам кажется ваш Париж,// Россия, моя Россия,// Зачем так ярко горишь?» Здесь ключевое слово «ярко»: яркое горение вовсе не обязательно согревает и утешает, более того, оно указывает, что пламя, исчерпав силы, вскоре может и прекратиться, а может, наоборот, и спалить дотла. Однако пока оно горит — оно ярче всего остального! Так вот и у нас: накануне великой войны, накануне Армагеддона именно наша страна воплощала подлинное и неискажённое предчувствие иного, лучшего, живого, совершенного и прекрасного будущего мира! При этом не имея ничего, кроме разве что закостенелого марксистского учения, в которое мало кто заглядывал, но которое служило чем-то вроде символа веры в неизбежные перемены, — так вот, шла вперёд, не имея ни понимания, как этот новый прекрасный мир строить, ни технологий, ни денег.
Но отчего горела именно так ярко именно Россия? Да оттого, что предощущение перемен, словно горючий эфир, было разлито тогда по вcему миру, на всех континентах люди чувствовали, что невиданный технический прогресс XX века весьма скоро принесёт изобилие и отменит болезни, войны и нужду, — однако именно в советской России этот эфир сконцентрировался и смог воспламениться. Именно потому мы и победили: при примерном равенстве военно-технических потенциалов победа должна была достаться тем, в чьих головах образ будущего — светлее и ярче. У гитлеровцев в головах тоже был свой образ будущего — тысячелетний Рейх, культурные немецкие колонисты забивают колышки на щедрых южноуральских чернозёмах… Причём в отличие от наших идей их планы были абсолютно реалистичны и прописаны буквально по шагам. Но наши — наши ярче горели.
А вот объединившемуся против нас Западу мы уже с первых же шагов начали проигрывать, и в итоге — проиграли. Сначала не поняли до конца новых правил игры, затем пламя наше стало слабнуть и сбиваться, а затем, в момент максимального, пожалуй, технологического разрыва с Западом, было решено загасить его навсегда. Хотя технологический разрыв — не самая большая неприятность. Китай, к слову, наловчившийся изготавливать на своей территории практически всё, что существует ныне под небом, причём по минимальным ценам, готов предоставить любой стране возможность свести этот технологичекий разрыв до минимума.
Сегодня многие удивляются — как мол утопичный и фантастический советский проект мог столь долго морочить голову людям, в том числе отнюдь не самым глупым и доверчивым? Проект этот, действительно, не был доведен даже до начальной степени проработанности, напрочь, в этом отношении проигрывая «финансовой цивилизации», возводимой по чётким чертежам и на основе реально работающих технологий. Но зато у нас на первый план был выдвинут человек. Выдвинут, разумеется, декларативно, однако братство людей ощущалось в нём искренним и непридуманным. Вот почему за эту нашу альтернативу «нечеловеческому» строю, который Америка стала предлагать миру начиная с 1918 года, а после 1945 года взялась за его воплощение максимально жёстко, нам долгие десятилетия верили и очень многое за неё прощали.
ЦСК: То есть получается, что у нас просто был фальстарт — когда идея нового общества есть, а технологии под неё ещё не появились? Теперь же технологии как бы в наличии — это и биоэкономика, на которую вы делали упор в «Параллельной России», 3D-принтеры, позволяющие создать в любом гараже машиностроительный завод, когнитивные системы и многое другое. Плюс ко всему — биотопливо в каждом дворе. Вы утверждаете, что когда люди начнут всем этим владеть, то они избавятся от необходимости «работать на дядю», то есть избегнут корпоративного контроля и угнетения, станут свободными личностями, практически сверхлюдьми, которые затем переформатируют и переучредят общественные институты и даже государства… Хорошо, все эти технологии сегодня существуют и вполне доступны, но ведь согласитесь: подобная организация общества — фантастика, чистая утопия! Или у вас имеется какой-то иной план?
Ю.Ш.: Если бы кто смог подобный план сегодня предложить, то он был бы прославлен как величайший в истории социальный реформатор. Плана, увы, пока нет. В своих работах я попытался лишь доказать техническую возможность подобный план разработать и осуществить. Доказал теорему существования, как говорят математики, и постарался привлечь к данной проблеме общественный интерес. И я рад, что сегодня всё больше людей схожими убеждениями проникаются и даже предпринимают попытки что-то сделать в соответствующем направлении.
ЦСК: И насколько эти попытки успешны и убедительны?
Ю.Ш.: Пока не очень. Тем не менее видите ли, сейчас уже очень многие люди интуитивно начинают осознавать, что если один американский фермер кормит 2000 человек, один китайский ткач одевает 5000, а бригада корейских электронщиков в расчёте на одного занятого в ней каждые 10 секунд выплёвывает по смартофону, то должны, обязательно должны существовать немного меньшие показатели производительности труда, при которых человек самостоятельно или в рамках компактных сообществ — соседских ли, профессиональных или кооперативных — сможет за неполный рабочий день обеспечивать своё бытие. Хотя бы в основных его элементах — топливо, продовольствие, одежда… Ну а всё те же 3D-принтеры, которые суть дешёвые и компактные обрабатывающие центры с цифровым интеллектуальным управлением, смогут дополнить наше самостоятельное бытие широким перечнем промышленных изделий. И между прочим, подобное самообеспечение при нынешних технологиях явилось бы не кустарщиной, не «китайским вариантом» ширпотреба, а чем-то близким к знаменитому швейцарскому качеству — поскольку у каждого изделия будут иметься фамилия, имя и даже отчество.
Более того — там, где останутся необходимы сложные многозвенные переделы и технологические цепочки, люди сами, без корпораций и банков, смогут их организовать. А расплачиваться будет не деньгами, а знаниями, курс которых всегда будет только расти.
Подобного рода самодостаточность — не самоцель, а только средство подлинной человеческой независимости. Если человек способен сам себя накормить, обогреть и обеспечить своей семье надёжную крышу над головой — он становится по-настоящему свободным. Причём свободным не от общества, не от духа человеческого сотворчества и братства — а свободным от губящих душу институтов, регламентов и неправедных законов. Ведь мы все сегодня зависимы от последних в чрезвычайной степени — это касается не только людей, живущих от зарплаты до зарплаты, для кого любой сбой в работе или начальственный гнев вместе с увольнением обычно означают и низвержение из жизни. Не менее зависимы и те, кто имеет накопления или живёт на ренту, все эти хипстеры, мажоры и нувориши, — им кажется, что у них в карманах лежат ключи жизни, а на самом деле ключи в руках у тех, кто управляет финансами, счетами или законодательством. Притом что уже сегодня эти управляющие частью не люди, а биржевые роботы или сложнейшие нормативно-правовые системы, живущие по собственным законам. Малейший сбой и санкция с их стороны — и небожители также отправляются на дно! И что самое неприятное — и вверху, и внизу у людей одинаково изымается и конфискуется их важнейший ресурс, их дарованный Богом уникальный капитал, — бесценное время, которое в соединении с разумом способно творить чудеса.
ЦСК: То есть главная добыча нового общества — это свободное время, которым люди начнут свободно распоряжаться?
Ю.Ш.: Совершенно верно. Поэтому для тех, кто намерен оставаться людьми, первейшая задача — вернуть это самое свободное время, причем не для рекреации, как сегодня принято считать, то есть не для восстановления повреждённой на работе психосферы, а для жизни. Самообеспечение всем подряд — не самоцель, а только средство решения данной задачи. Самообеспечение должно касаться лишь ключевых жизненных потребностей, делающих людей зависимыми или независимыми, всё остальное можно купить или обменять.
Однако мало того, что мы до сих пор не знаем, как к подобному состоянию «самообеспечения бытия» совершить переход, но с каждым годом всё меньше и меньше ресурсов остаётся у людей для подобного перехода. Ископаемое топливо, недра — давно в руках корпораций или государств, которые есть те же корпорации, земля, на которой можно получать биотопливо и продовольствие — стремительно уходит в аналогичном направлении, продукты питания собственного усадебного производства во многих странах давно под запретом; думаю, что не за горами — ограничения на продажу 3D-принтеров под предлогом «защиты промышленных правообладателей» или запрет на личные биореакторы — а то вдруг гражданин вместо биотоплива или биопластика выработает какой-нибудь смертоносный штамм! Так что старый «новый мир», после 1945 года захвативший над миром власть, будет предпринимать всё для того, чтобы люди даже не смогли приблизиться к практическому воплощению какой-либо альтернативной модели.
ЦСК: В таком случае новую политику России, идущей на конфликт с Западом, вы не рассматриваете в качестве как раз попытки нащупать и предложить миру альтернативный путь?
Ю.Ш.: К сожалению, нет. В силу аберрации близости нам кажется, что нынешний конфликт России и Запада остр и всеобъемлющ, а на самом деле он локален и ситуативен, поскольку не затрагивает основ. Иногда это объясняют тем, что по эту и ту-де стороны — одни и те же капиталисты и члены закрытых клубов, и поэтому когда, мол, политикам наскучит размахивать дубиной, они вновь обо всём договорятся. Но не в капиталистах же дело, когда давно завершилась «революция управляющих», а люди даже с большими деньгами — такие же винтики в огромном и самодостаточном организме из финансовых инструментов, технологий и систем контроля за личностью!
Старый добрый мир прекратил своё существование где-то между 1917 и 1945 годом, то есть в этом интервале состоялся мистический конец света. Имелась, правда, развилка — однако альтернативный проект, который традиционно связывают с нашей страной, несмотря на победу в страшной битве Армагеддона после 1945 года оказался смят и раздавлен противостоящей ему реальностью, который я отказываюсь называть человеческой. Но именно в рамках последней нам всем приходится сегодня жить, это данность. Считается, что живём в эпоху постисторическую, а на самом деле на дворе — эпоха постэсхатологическая. Наш Президент, честь ему и хвала, нашёл силы, чтобы пойти наперекор лидеру и центру этой реальности — Соединённым Штатам, не побоялся вступить с западным миром в открытый поединок. Однако пока что вся наша фронда не выходит за рамки этой гибельной реальности, в которую Россия и Америка одинаково погружены.
ЦСК: Накануне 9 Мая думать об этом не очень весело. Что же получается — что жертвы были напрасны?
Ю.Ш.: Девятое Мая уже давно называют «светской пасхой». Пасха — это исход, избавление, спасение, и смысл великого Дня Победы именно в этом. В контексте того, о чём я говорил, мистический смысл этого дня состоит в избавлении от гибели физической, непосредственной. Ведь гитлеровская Германия, победи она в той войне, воплотила бы на Земле ту же самую нечеловеческую реальность, только сразу же без нас. А так — мы хотя бы остались жить, и с нами продолжает жить мечта о том, что мир может и однажды должен стать другим.
ЦСК: Одной мечты мало. К тому же вы сами только что сказали, что «тёмные силы» вряд ли позволят людям создать гармоничное и справедливое общество достоинства и изобилия. Но разве можно жить без надежды?
Ю.Ш.: Я уже говорил, что человек в конечном итоге всегда победит киборга, и именно в этой аксиоме следует видеть главную надежду. А план борьбы у меня очень простой — не допустить превращения людей в функциональные винтики. Винтиками становятся тогда, когда обрублены все связи, кроме одной, и эта единственная связь тебя и держит в жизни. Значит надо, чтобы связей было много, а связи — это знания, компетенции и таланты человеческие. Нужно во что бы то ни стало получать максимально широкое, фундаментальное, междисциплинарное, многоотраслевое образование. Лучше под завязку загружать мозг свободными знаниями, чем ждать, когда в него вставят чип. Люди могут и должны развернуть борьбу за своё именно человеческое будущее, за человеческое будущее своих детей и внуков, через невиданные прежде объемы знаний и практических навыков. Тем более что человеческая жизнь благодаря биомедицине однозначно станет значительно дольше, и большая часть этих разнообразных знаний будет востребована.
Быть одновременно математиком, физиком, биологом, инженером и даже, возможно, врачом, уметь проектировать, строить, иметь навыки выживания в океане и пустыне, уметь извлекать энергию из солнечного света, свободно обеспечивать собственное бытие и бытие других — задача непростая, но именно в ней заключено условие сохранения человечности в мире, ставшем нечеловеческим.
ЦСК: Помнится, вы писали об этом несколько лет назад в статье о необходимости перехода не просто ко всеобщему высшему образованию, а к высшему мультидисциплинарному… Но подобное возможно в спокойные времена, которых, похоже, в ближайшей перспективе не предвидится. Третья мировая война — вот что может положить конец всем позитивным идеям и проектам.
Ю.Ш.: Я уверен, что Третьей мировой в привычном — то есть в военном понимании — не произойдёт. По очень очевидной причине — Третья мировая в своём неизбежном термоядерном завершении будет означать, наряду с прочим, также и разрушение всех основ, институтов и скреп нынешней «финансовой», «функциональной» цивилизации. При том что выжившая часть человечества — а выжившие с высокой вероятностью останутся — при наличии уцелевших осколков современных технологий и знаний почти со стопроцентной вероятностью сможет построить как раз то самое альтернативное общество, в котором каждый человек будет иметь возможность обеспечить своё бытие сам, без насилия и эксплуатации.
ЦСК: Это очень смелое утверждение. Считается, что в постапокалиптическую эпоху остатки человечества погрузятся в дикость, насилие и окончательно деградируют.
Ю.Ш.: Если воспринимать людей как животных, как скотов — то да. Но в том-то всё и дело, что в людях может заговорить совершенно противоположное начало! Не знаменитое «умри ты сегодня, а я завтра», а понимание, что в руинах цивилизации есть все, чтобы жить, не умирая, и потому надо просто договориться и построить такой мир! Понимание этой альтернативы однозначно существует, иначе бы лучшие умы и творческие силы Запада не работали бы над внедрением в массовое сознание безальтернативности постапокалиптического хаоса. Знакомые едва ли не каждому жителю планеты сюжеты «Водного мира» или «Судного дня» не столько предупреждают об опасности, сколько убеждают в том, что человек был, есть и будет зверем.
Одно счастье — Третьей мировой они не допустят, она им не нужна. Равно как не нужна и нам.
ЦСК: В таком случае чего нам следует ждать от предстоящих десятилетий? В рамках вашего личного видения происходящего — каков прогноз?
Ю.Ш.: Прежде всего, следует запастись терпением и оставить неумные надежды вроде того, что Россия-де встала с колен, теперь супостатов шапками закидаем, скоро долларами будем печки топить, а после этого праздника вместе с Китаем по никому неведомым лекалам построим прекрасный мир. Ничего этого не будет, ибо противник наш — не шатающиеся западные режимы, руководимые карикатурными политиками, а самодостаточная реальность, с некоторых пор живущая и развивающаяся по не совсем человеческим законам и к тому же нуждающаяся в людях всё меньше и меньше. И победа над реальностью этой — она будет потяжелее, пожалуй, чем была Победа в далёком 1945-м.
Думаю, что России и миру предстоит пережить как минимум ещё одно радикальное падение цен на нефть, затем — кризисы продовольственный и водный, которые разожгут жестокие конфликты в нашем южном подбрюшье. Политическая карта мира однозначно поменяется — внутри Евросоюза вновь юридически оформится ядро развитых западноевропейских стран, а Восточную Европу ждут невесёлые времена. Достаточно сказать, что возвращение Силезии под германский суверенитет выглядит сегодня куда реальнее, чем в 2009 году, когда я впервые об этом написал.
ЦСК: Почему?
Ю.Ш.: Потому, что в силу уже сделавшейся неизбежной трансформации Украины её западная часть тем или иным образом начнёт переходить под польский контроль. И когда Польша прирастёт этими своими бывшими землями, Германия вспомнит о своих, это ясно как божий день! Ибо послевоенные границы на востоке Европы, прочерченные исключительно под советский проект, представлявшийся тогда вечным, были проведены воистину гениально! Когда задумываешься об этом, то создаётся впечатление, что за спиной Сталина, когда он в Ливадийском дворце добивался от Рузвельта и Черчилля этих границ, стояли тени великих русских дипломатов!
ЦСК: А какова тогда будет судьба Украины?
Ю.Ш.: Я допускаю, что Украина — за исключением западных областей — установит с Российской Федерацией самые дружеские отношения, причём значительно более тесные, чем у Белоруссии или Казахстана. И сделают это не донбасские ополченцы, ворвавшиеся в Киев, а украинские националисты.
ЦСК: Звучит невероятно, поясните.
Ю.Ш.: Ничего невероятного, всё просто. Столкнувшись с невозможностью в рамках взятого с 2014 года курса на Евросоюз обеспечить территориальную целостность и реализовать действительно дорогую для них украинскую идею, их политики быстро придут к мнению, что и территорию, и дух украинства проще и значительно лучше обеспечивать под державным скипетром Москвы. И ведь это, согласитесь, сущая правда, которую настоящие украинские националисты и вменяемые патриоты начинают осознавать уже сейчас. Тем более, что иного способа вернуться в Крым, кроме как через Россию, для Украины не существует. Что же касается обид и ярости нынешней войны — то история Европы, столетиями из войн не вылезавшей, свидетельствует, что уже спустя 10–15 лет всё это забывается. А если отправить куда подальше несколько сотен наиболее одиозных персонажей — именно несколько сотен, большего их числа на Украине попросту нет, — то возможность примирения наступит значительно быстрее.
Думаю, что руководители России охотно согласятся сей дар принять, хотя и не сомневаюсь, что бед он принесёт нам больше, нежели пользы. Дело в том, что украинский национально ориентированный политический класс до сих пор живёт в категориях раннего капитализма, в мироощущении XIX века, из-за чего ему было крайне неуютно в сталинском модернистском проекте, а к предстоящему проекту — он не готов совершенно. Поэтому если мы реально двинемся вперёд, то Украина в её нынешнем человеческом состоянии станет для нас обузой чудовищной. И мы никогда её не переварим и не модернизируем, потому что страна с всеобъемлющей городской культурой бессильна перед страной с отлично сохранившейся и живой культурой традиционной.
ЦСК: Утверждение спорное, что именно вы имеете в виду?
Ю.Ш.: Я имею в виду то, что жизненные силы народа до известных пор черпают от своей земли, поскольку традиционная культура — это не фольклор, а источник жизненных сил и материал для «пересборки» народного единства. Когда этот механизм перестаёт работать, его могут заменять различные социокультурные паллиативы (что, наверное, с неизбежностью ждёт всех нас в будущем), но эта замена всё равно не будет являться полноценной. По причине чудовищных потерь в минувшей войне, которые понесла географическая Россия, то есть бывшая РСФСР, мы сегодня практически лишены этого важнейшего источника пассионарности. Русская деревня, отдав абсолютно всё во имя победы и затем — ради восстановления страны и новой индустриализации, на сегодняшний день просто сгинула с лица земли. Деревеньки, конечно, остались, но это теперь либо варианты пригорода, либо территории безнадёжности и распада. Так что отсутствие связи с землёй сегодня — едва ли на самое уязвимое место России, возможность соблазнять и манипулировать людьми. Украина в этом отношении остаётся сильнее нас, и в случае возобновившегося союза она будет использовать эту свою силу не для созидания, а для перераспределения созидаемого в собственную пользу — чем, собственно, она занималась всегда, ведь в результате «хождений» в различные империи Украина всегда возвращалась оттуда с новыми землями, которые завоевывали и присоединяли другие.
ЦСК: Так что же нам — отказываться от сближения?
Ю.Ш.: Нет, не отказываться, но не обманываться и сохранять дистанцию. Украинцы — совершенно нормальный и по-прежнему братский нам народ, и для того, чтобы вместе спокойно и гармонично строить будущее, нам просто следует выровнять потенциалы — восстановить не менее сильную собственную национальную идею, основанную не на успехах пропаганды или выдуманной наспех концепции «русского мира», к тому же крайне неудачной для многонациональной страны, а на возвращении чувства родной земли.
Для этого наряду со всеобщим просвещением и широчайшим высшим образованием, о которых мы уже говорили, необходимо на современной основе возродить на русской земле полноценную жизнь, чтобы заливные луга колосились и яблоневые сады цвели не для люмпенов и алкоголиков, а для людей красивых и гармоничных. И ещё — не смейтесь — нужно вернуть Волгу в её прежние берега, разрушить все до одной чудовищные плотины и осушить устроенные за ними болота. Существует много рек, на которых можно вырабатывать электричество, но только — не на той единственной реке, которая формирует и связывает в единую страну множество земель и племён. И тогда возрождённая Волга, можно не сомневаться, сполна вернёт нам свою силу — ту самую, о которой грезил угасающий Шаляпин, когда мечтал, надеясь излечиться от смертельного недуга, окунуться когда-нибудь с казанского берега в её вечные воды — с разбега да и с головой…
ЦСК: Хорошо, перспектива неплохая. Но ведь на этом борьба миров не завершится. Каким в контексте этой борьбы вы видите более отдалённое будущее России?
Ю.Ш.: Я очень надеюсь, что в силу спасительной инерционности мы не совершим непоправимых шагов, ведущих к расчеловечиванию. Будем по мере возможностей и сил решать свои проблемы и проблемы ближайших друзей и соседей, постепенно возвращаясь к естественным границам Российской Империи, причём возвращаясь в полном соответствии с согласием и волей окраинных народов. Одновременно развивая сферу знаний, точнее сферу Всезнания, и не забывать при этом про наши корни.
И если в этих процессах и вещах нам удастся набрать критическую массу — думаю, что народы России достойно пройдут предстоящий путь до конца, и наши потомки когда-нибудь увидят Новое небо и Новую землю.
Перспективы большого военного столкновения с противостоящими нам силами, тем более перспективы Третьей мировой, я не наблюдаю. Но в то же время, в зависимости от степени напряжения международных отношений, я бы обратил внимание на две равновероятных возможности.
Возможность первая — это равновесная «ничья», которая приведёт к установлению у нас принципиально нового типа власти — благородной диктатуры, о которой я в своё время писал. Если говорить коротко, то суть благородной диктатуры состоит в том, что субъекты подавления и репрессий с её стороны будут определяться не по национальным или классовым признакам, а по принципу: человек ты или уже киборг. Первая, так сказать, фаза излюбленной у фантастов темы войны людей и роботов с поправкой на то, что роботами будет согласна сделаться часть людей. При этом я вовсе не жажду крови этих несчастных — более того, допускаю, что на наших колоссальных просторах мы вполне могли бы заняться их реабилитацией и возвращением к нормальному человеческому состоянию.
Вторая возможность — если мы всё же будем вынуждены отступать под натиском «нечеловеческого» мира, сдавать позицию за позицией, но при этом, сохраняя внутри живую душу и историческую память и понимая, что радикальных способов сопротивления нет, начнём бороться с расчеловечиванием средствами и языком культуры. Такая же точно ситуация, когда выразительные средства представлялись лучшим оружием против набирающих силу первых импульсов расчеловечивания, возникала у нас в начале XX века, и именно она породила наш Серебряный век. Отсюда новый Серебряный век русской культуры — абсолютно возможен и реален, хотя, как и прежний, будет чрезвычайно трагичен.
Но думаю, что Россия, как уже не раз бывало, перемелет идущие на неё испытания и несчастья, после чего новый строй жизни, о котором мы достаточно много сказали, утвердится если не на всей планете целиком, то по крайней мере в наших пределах и в пределах наших друзей.
ЦСК: И что же будет потом? Когда построим общество без корпораций и капитала, станем сверхлюдьми и заживем на самообеспечении в возрождённых усадьбах? Не станет ли тогда новая жизнь бессмысленной и бесконечно скучной?
Ю.Ш.: Исключено. Вначале возрождённому человечеству предстоит завершить познание познаваемой части мира — то есть той, которая, по Ленину, «дана нам в ощущениях, изменяется, фотографируется» и прочая. Думаю, познание этой части мира имеет предел, поскольку число элементов во Вселенной измеримо, конечно и составляет не такую уж и большую величину — где-то десять в восьмидесятой степени. Познание абстрактных форм тоже конечно — исчерпывающая классификация компактных многообразий доказана в гипотезах Тёрстона и Пуанкаре. А бесконечно познавать такую, казалось бы, бездонную сущность, как человеческая душа, тоже невозможно — от этого ведь можно и по-старомодному сойти с ума.
Единственная сущность, которую допустимо постигать и познавать практически без ограничений — по крайней мере, в перспективе ближайших сотен лет — это человеческая история. Ведь история — это не просто почти бездонный кладезь информации, но и потрясающей сложности лабиринт, запутаннейшая из криптограмм, элементами которой являются миллиарды персональных поступков, часто неявных и скрытых при жизни своих субъектов, а после — ещё и искажённых множеством летописцев, хронистов и мотивированных трактователей.
В своё время великий русский философ Николай Фёдоров утверждал, что «долг сынов — это возвращение жизни отцам», обозначая задачу рукотворного воскресения мертвых как главнейшую для человечества. Трудно сказать, возможно ли устроить руками людей воскресение мертвых во плоти, — но вот .
ЦСК: Кажется, подобная задача — если и не из области фантастики, то точно вряд ли покинет границы художественного творчества, то есть будет пребывать за гранью реальных и массовых дел…
Ю.Ш.: Да нет, уже сегодня многое подспудно делается в этом отношении, перечислю лишь то, что на поверхности. Общий рост общественного интереса к историческому знанию. Повторное прочтение источников. Множащиеся исторические модели и альтернативная история — отнюдь не голая фантастика, а накопление вариантностей. Перевод в цвет старых кинохроник — актуализация событий прошлого, усиливающая эмоциональную сопричастность. Компьютерные игры с бэкграундом из минувших событий и войн — в том же ключе. Возможно, что не за горами — масштабные исторические реконструкции, осуществляемые с помощью суперкомпьютеров и позволяющие осветить лакуны и досказать недосказанное: например, без обращения к потусторонним силам позавтракать с самим Кантом. Базы знаний, позволяющие понять первопричины и логику индивидуальных решений и поступков, совершённых в далёком прошлом. Ну а чуть дальше — формирование цифровых образов сперва знаковых исторических фигур, а после — и миллионов безымянных участников минувших трудов и браней.
Лично у меня нет сомнений, что «цифровое воскрешение» хотя бы ключевых и наиболее неоднозначных в оценках своей деятельности исторических персоналий — дело сравнительно недалёкого будущего.
ЦСК: Дело, конечно, это интересное, но насколько будет велик его смысл?
Ю.Ш.: Смысл в том, что воскрешая своих предшественников, мы подтверждаем собственную человечность — и формируем, как говорят инженеры, «техническую возможность» собственного актуального бытия, то есть бесконечного бытия вне забвения. Отсюда — один шаг и до бытия вне времени, заповедованному в священных книгах. Поэтому для всех для нас, включая даже тех, кто со священными книгами не вполне согласен, нелишне подобную возможность предусмотреть и попытаться воплотить.
И ещё — коль скоро мы затронули тему воскресения и действительно новой жизни, то совершенно очевидно, что люди прежде должны будут разобраться с накопленным за долгие века злом. Поэтому если технологии познания прошлого позволят вместо мотивов и ситуаций анализировать именно человеческие поступки, постигая их внутренний смысл, переживая и воссоздавая в себе чужие сомнения и боль, то случится невероятное — многовековые наслоения непонимания и лжи падут, открывая, как на старинных холстах, настоящие лики. И только там, где подобное очищение окажется невозможным в принципе, можно будет констатировать присутствие подлинного, инфернального зла.
ЦСК: И что это даст?
Ю.Ш.: В результате подобной работы — пусть если даже она растянется на долгие предстоящие века — количество зла, которое мы привыкли видеть и признавать в нашем мире, значительно сократиться. Кажущееся зло, которое суть ошибки или неполнота, раствориться и исчезнет, останется зло первопричинное, которое не может быть оправдано. Однако в ряде случаев даже оно может быть прощено.
Но это ещё не всё. Очевидно, что окончательное прощение сможет состояться только извне человечества — не буду рассуждать, каким именно образом, однако хочу обратить внимание на очевидную вещь: если вышнему прощению состояться суждено, то произойти это сможет лишь на подготовленном поле. То есть после того, как человечество выполнит подготовительную работу — расчистит завалы исторического зла и попытается хотя бы какую-то неустранимую его часть понять и обозначить к прощению, если таковое допустимо.
Так что постижение, оживление и прощение истории — это не забава, не игра в бисер, а важнейшая задача всех людей, необходимое условие для того, чтобы когда-нибудь не просто увидеть Новое небо и Новую землю, но и войти в них.
В завершение скажу, что ни малейшей возможности для всего этого не имелось бы, если в дни чудовищного Армагеддона советский народ не выстоял бы и не победил. Поэтому связь нашего Дня Победы с Пасхой — далеко не случайна. Пока подразумевается, что светская пасха тождественная пасхе ветхозаветной, то есть исходу и земному спасению, ибо слишком много осталось неоплаканных жертв. В этой связи можно вспомнить, например, как ощущал Твардовский праздничный артиллерийский салют в 45-м: «Внушала нам стволов ревущих сталь,// Что нам уже не числится в потерях,// И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,// Заполненный товарищами берег…»
Ну а мы должны этот берег со всеми, кто остался на нём, вернуть. И когда это произойдёт, праздник Победы сольётся с Пасхой Воскресения.
