Яков Шустов
Сразу же стоит признать, что фильм «Белая лента» прошлогодний. Поэтому наша, охочая до новинок, а тем более каннских лауреатов, публика успела его посмотреть до выхода в официальный прокат. Вряд ли наши зрители читали собственные объяснения Ханике по поводу «Белой ленты», но единодушие, разумеется, за исключением тех, кто ленту не принял, было исключительным. В интервью британской «Гардиан» режиссер говорил: «Я не случайно выбрал именно это время. Это поколение будущих нацистов, хотя нельзя все свести лишь к данному периоду. Он взят в качестве примера… Если люди постоянно страдают, то они становятся очень восприимчивы к идеологии, пытаются схватиться за нее, как за соломинку. А идеология на уровне веры устраняет необходимость задавать вопросы. Чем глупее я, тем скорее я пытаюсь найти кого-то, кто даст мне на все вопросы готовые ответы… Я мог бы снять такой же фильм и о современном Иране, задавшись вопросом происхождения фанатизма».
Существует сотня трактовок того, какова скрытая сущность «Черного квадрата» Малевича. Черно-белый прямоугольник режиссера Михаэля Ханике под названием «Белая лента» кажется наполненным столь же многочисленным количеством смыслов. Но если в случае Малевича, его «я так вижу» может быть в полной мере представлено как прерогатива творца, то вглядываясь в «Белую ленту», зрителя уверен – это он так видит, а не герр режиссер Михаэль Ханике.
Без всякой подсказки наши зрители подсчитали, сколько будет детишкам Ханике в годы становления гитлеровской диктатуры. Как следствие, они поместили «Белую ленту» в один ряд с «Мы вундеркинды» Курта Хоффмана и «Жестяным барабаном» Фолькера Шлендорфа. Вот наиболее характерный на тему антифашистского пафоса «Белой ленты»: «По-видимому, задумка автора в том – что именно эти дети, чье взросление придется на Первую мировую, и станут основной электоральной массой Гитлера, а в последствии его верными последователями. А депрессивный маленький мальчик-онанист, которого привязывают к кровати веревками, станет группенфюрером СС и будет травить людей в подвалах и газовых камерах».
Однако при внимательном просмотре фильм не кажется столь уж привязанным к определенной исторической и эпохе. Несмотря на нарочитый историзм интерьеров и костюмов, персонажи «Белой ленты» не производят впечатления реальных людей. Мимика зомби и диалоги офисных работников заставляют внутреннего Станиславского воскликнуть — «Не верю!». Я не видел, ни одного германоязычногоооо фильма с таким количеством «Ich weiß nicht» [«я не знаю» (нем.) – Я.Ш.] и «und?» [«и?» (нем.) – Я.Ш.]. Кстати, прокатчики решили не портить артефакт Ханике закадровым переводом и пустили субтитры. Соответственно, обнаружились две досадные накладки, которые еще не поздно исправить. Во-первых, персонажи обращаются к друг другу «сэр» и «миссис», что наводит на мысль о «тупом» переводе английского текста. Конечно «испорченный телефон» интересная игра в определенном возрасте, но переводить лучше с языка оригинала. Во-вторых, в буквальном смысле, белых букв титров на белый фон экрана (когда действие происходит зимой). Это производит впечатление излишне буквального понимания названия картины Ханике.
Собственно, все творчество немецкого режиссера – это анатомический атлас человеческой жестокости в самых ее нетривиальных проявлениях. «Пианистка», «Забавные игры», «Время волков», «Код неизвестен», «Пленки Бенни». В каждом фильме жестокость предстает в новой, неожиданной ипостаси. Однако темы пубертатной жестокости Ханике еще не касался. Вообще тема эта, при казалось бы отсутствии запретов, для мирового кинематографа табуирована. Если вспомнить все фильмы, то кроме «Детей кукурузы» и «Повелителя мух» больше ничего не вспоминается. Интересно, что позднесоветский кинематограф живо интересовался детской жестокостью, о чем свидетельствуют «Чучело», «Розыгрыш» и «Дорогая Елена Сергеевна».
Однако подготовленный зритель, тот самый о котором мечтает главный редактор журнала «искусство кино» Даниил Дондурей, может увидеть в «Белой ленте» гораздо больше, чем денацификационное наставление и пособие по пубертатной жестокости. Фильм, снятый в стиле кинематографической традиции, в первую очередь ставит под сомнение разумность существования традиции вообще. Речь идет не об условной Северной Германии и предчувствиях Первой мировой войны. Фильм снят с позиций отрицания большинства традиционных ценностей. Семья – ад, причем ад профилактический, где наказание предшествует преступлению. Патернализм – власть садистов и растлителей. Религия – инструмент подавления и дрессуры. Даже традиционный, патриархальный быт больше напоминает мушиные корчи на липкой бумаге, чем достойную человека жизнь. При кажущемся консерватизме, Ханике профессиональный и последовательный ниспровергатель основ. Из того же интервью «Гардиан»: «Идеальный зритель должен уходить из кинотеатра еще более озадаченный, чем ранее… Задумайтесь сами, прокрутите еще раз фильм в голове. Люди хотят готовых ответов, но они есть только у лжецов – у политиков. Поэтому-то я сам не смотрю по ТВ ничего, кроме прогноза погоды – это единственное, что не является ложью».
Несмотря на почти несопоставимость, «Белая лента» отражение идущего сейчас по Первому каналу сериалу «Школа». После просмотра «Ленты», я ради эксперимента включил «Школу» в не цветном режиме. На определенном моменте стало казаться, что Гай Германика просто снимала продолжение фильма Ханике, настолько была идентична атмосфера безвыходности, бессмысленных и беспощадных «розыгрышей», зловещих предчувствий. Это даже пугало. Показалось, что жизнь замкнута в некую белую ленту Мебиуса и человечество заключено вечно скитаться в лете 1914 года.
Опубликовано: Русский журнал:
